– Если сможем найти землю, – вставил Звон. – Лес очень густой, и в его пологе было не так много разрывов.
– Если мы не опустим корабли, то порывы ветра наверняка их разобьют, – прибавил Ниран, явно приготовившись к спору.
Утес согласно кивнул, но сказал:
– Мы уже совсем рядом с новой колонией и должны успеть добраться до нее прежде, чем нас настигнет буря.
Звон удивленно сказал:
– Что? Правда?
Нефрита недовольно уставилась на Утеса.
– Ты уверен?
Утес пожал плечами.
– Конечно.
Нефрита раздраженно постучала когтями по крыше.
– Ты вообще собирался делиться этими сведениями с кем-нибудь еще?
– Когда-нибудь собирался. – Утес посмотрел в сторону носа корабля, на бескрайний лес, словно прикидывая расстояние. – До сегодняшнего дня я не был в этом уверен. Мы добрались быстрее, чем я думал.
Нефрита посмотрела вниз, на Нирана.
– Ну так что?
Ниран стиснул зубы, но, немного помолчав, сказал:
– Хорошо. Раз уж вы хотите рискнуть. – Затем он нехотя прибавил: – Звон прав. Лес под нами слишком плотный, и мы вряд ли найдем хорошее место для посадки. Так что нам все равно пришлось бы искать поляну.
Нефрита отпустила Луна и поднялась на ноги. Встряхнув гребнями, она приняла крылатый облик. Лун перевернулся на спину, наслаждаясь видом. Она улыбнулась, посмотрев на него.
– Я должна сообщить Жемчужине, что мы близко.
Она сразу же взмыла вверх, расправила крылья и, поймав воздушный поток, заскользила к «Индале».
– Я найду Цветику, – сказал Звон и бросил тревожный взгляд назад, на далекие тучи.
Лун растянулся на крыше, воспользовавшись тем, что остался на ней почти один. Он купался в лучах солнца, пока тучи его не затянули. Утес все еще сидел на краю крыши, с задумчивым видом глядя вдаль, на окутанный дымкой лес.
– Так как выглядит то место? – спросил его Лун.
– Как дерево.
Лун негромко выругался. Все остальные говорили ему ровно то же самое. Они с нетерпением ждали, когда окажутся там, но никто не мог точно сказать, сколько труда им придется вложить, чтобы колония стала пригодной для жизни.
– Ну и ладно, не рассказывай.
Утес усмехнулся.
– Я же тебе только что сказал. Это дерево.
Лун перевернулся на живот, положил голову на руки и притворился, что уснул: когда Утес был в таком настроении, разговаривать с ним было невозможно. Лун надеялся, что они переселятся во что-нибудь похожее на заброшенную пирамиду, в которой двор жил прежде, только в более защищенную. Он уже жил на деревьях, и это было неудобно. И хотя он видел, как быстро арборы умели сооружать временные укрытия, они бы не успели сладить их прежде, чем всех накроет ливень.
Лун слышал, как заскрипело дерево, когда Утес зашевелился и растянулся на второй половине крыши. Затем Утес сказал:
– Это исполинское древо, место, откуда изначально пришел наш двор.
Лун чуть приоткрыл глаза и увидел, что Утес лежит на спине, прикрыв одной рукой глаза. «Исполинское древо». Лун призадумался, ища в словах что-нибудь знакомое и надеясь, что в его памяти что-нибудь шевельнется. Возможно, он жил в таком древе в младенчестве, но не помнил этого.
– Я не знаю, что это такое.
Утес сухо ответил:
– До захода солнца узнаешь.
Лун стоял на палубе, когда Цветика сказала Нефрите и Жемчужине:
– Мне и без прорицаний ясно, что нам нужно искать укрытие. – Она махнула рукой в сторону приближающейся бури. Цветика казалась маленькой даже по сравнению с другими арборами, ее белые волосы были, как обычно, растрепаны, а после долгого путешествия ее свободный красный халат стал еще более изношенным. Цветика была старейшей арборой при дворе, и от старости ее кожа утратила цвет, отчего она казалась гораздо более хрупкой, чем была на самом деле. А еще она возглавляла касту наставников – арборов, служивших шаманами, прорицателями и целителями. – Нам в любом случае придется спуститься под лесной полог, так что Утес прав – стоит попытаться добраться до новой колонии.
Жемчужина хлестнула хвостом, но было трудно сказать, на что именно она злилась – на бурю, на Цветику или на все сразу. Поверх ее сверкающей золотой чешуи бежал темно-синий паутинчатый узор. Ее грива была пышнее, чем у Нефриты, а на сложенных крыльях и на хвосте было больше гребешков. На голову выше любого окрыленного, она была одета в одни лишь украшения – широкое ожерелье с золотыми цепями и полированными голубыми камнями. Она сказала:
