– Полагаю, корабли не смогут от нее оторваться, – сказала Нефрита, все еще хмурясь.
– Сомневаюсь, – сказал ей Лун. Корабли держались в воздухе и двигались вперед благодаря крошечному фрагменту небесного острова, заключенному в рулевом устройстве корабля. Он позволял им плыть по волнам некоей силы, пронизывавшей Три Мира. Они двигались с постоянной скоростью, но не очень быстро, а штормовой ветер наверняка мог разодрать паруса в клочья. Лун сел прямо и подтолкнул Звона. – Думаю, нам придется остановиться, опустить корабли и пришвартовать их к земле.
Звон вздрогнул, проснулся и сел, моргая.
– Что-что пришвартовать к… Ой! – Он со страхом уставился на приближающиеся тучи. – Это плохо. Что же нам делать?
– Не паниковать, – сказала Нефрита. Остальные уже неохотно пробудились и смотрели в сторону, откуда дул ветер. Она потыкала Песню ногой. – Песня, пойди и найди Жемчужину.
Песня кивнула и поднялась на ноги. Перевоплотившись, она спрыгнула с крыши рубки, приземлилась на борт и взлетела, направившись к «Индале». Жемчужина была правящей королевой и матерью Нефриты, и, хотя отношения двух королев чуть наладились, они все еще оставались напряженными. И, поскольку одну из волн этого напряжения поднял Лун, когда стал консортом Нефриты, а не Жемчужины, он только радовался тому, что старшая королева решила большую часть времени проводить на втором корабле.
– Я вовсе не паниковал, – с достоинством сказал Звон. Он подтянул ноги к груди и обнял свои колени. – Я просто никогда не любил грозы, даже в колонии. Ты знаешь, что произойдет, если в тебя попадет молния?
Нефрита не стала отвечать на его вопрос. Большинство раксура, особенно арборы, привыкли пережидать бури внутри колоний, в безопасности, а не на открытом воздухе, находясь на хрупком летучем корабле. Лун тоже был этому не рад. Во время ливней и гроз он становился дерганым. На следующий день после того, как погибла его семья, он попал в такой же шторм и, сжавшись в комок, спрятался в верхних ветвях очень невысокого дерева. Тэты все еще охотились на него, так что он не мог спуститься ниже, а буря весь день только усиливалась, словно собиралась повалить весь лес.
По крайней мере, на этот раз ему не придется пережидать шторм в одиночку.
Ниран снова вышел из рубки, переодевшись в то, что обычно носили островитяне на своих кораблях: белые штаны, доходившие до колена, и свободную рубаху, перевязанную на талии. Он поднес к глазу медную подзорную трубу и подкрутил линзы, фокусируясь на тучах. Он сказал:
– Нам нужно найти укрытие. Придется опустить корабли к земле и привязать их… Подождите, а это что?
Из серых облаков к ним направлялся темный силуэт. Лун прищурился и узнал его.
– Это Утес.
Утес был праотцом – единственным зрелым консортом в Тумане Индиго, не считая Луна, и старейшим существом, которое Лун когда-либо знал. Королевы и консорты с возрастом становились больше и сильнее, и в своем крылатом облике Утес был почти в четыре раза больше Луна.
Консорты летали быстрее всех прочих раксура, настолько быстро, что лишь королевы могли угнаться за ними. Утес приближался к ним почти на полной скорости и совсем скоро оказался у корабля. В последний момент он выгнул крылья, чтобы притормозить, а затем рухнул на палубу у кормы. Корабль просел под его весом, и Ниран ухватился за борт, чтобы не упасть, ругаясь на языке островитян.
Утес принял земной облик, и корабль выровнялся. Он ухватился за край крыши рубки и подтянулся. Оставшиеся два воина поспешно отползли в сторону и спрыгнули вниз, освобождая ему место. Он сел на деревянный настил – высокий, худой, с морщинистым, обветренным лицом, одетый в серую рубаху и штаны. Каждая его черта – его волосы, его кожа – выцвела и посерела; это всегда происходило с земными обликами старейших раксура. Единственным пятном цвета были его голубые глаза, но один из них был мутнее и затянут бельмом. Утес дернул подбородком в сторону неба.
– Уже видели?
– Да. – Нефрита уложила шипы, которые непроизвольно поднялись от стремительного приближения Утеса. – Ниран говорит, что нам придется остановиться и опустить оба корабля к земле.
