Конан, однако, не стал тратить драгоценное время на созерцание захватывающего дух зрелища и, не медля более, начал грести к берегу.
Как только киммериец выбрался на сушу и выволок спасенного юношу, к ним поспешил Кахха. Он вновь принял облик стигийца. Желтые глаза змеечеловека возбужденно сверкали.
— Очень рад, что все закончилось благополучно, — прошипел нааг. — Я уже было подумал, что тебя сожрал дракон.
— Ну, уж нет, дудки! — ухмыльнулся Конан, склоняясь над бесчувственным юношей. — Меня сожрать не так-то просто. Многие пытались, да зубы обломали, — добавил он многозначительно. Синие глаза киммерийца с подозрением уставились на каменное лицо Каххи, — Кстати, интересно бы узнать, с чего этому длинношеему вздумалось вылезти наружу? Судя по тому, как у него бока ракушками обросли, он давненько не поднимался на поверхность…
Похоже, подводная встряска отчасти помогла киммерийцу избавиться от чар наага, о чем последний тут же догадался. Глаза его льстиво заблестели, голос стал вкрадчиво
— Полно, полно, друг Конан! Мне совестно, что я бросил тебя и обратился в бегство, но пойми, Гаруда — извечный враг нашего рода, самый страшный наш противник. Стоило мне увидеть его, и я едва не лишился рассудка! Однако не всерьез же ты думаешь, будто я мог поднять дракона из глубин?! Не иначе, это запах крови привлек его внимание.
Ничего не ответив, Конан вновь повернулся к юноше. Нааг бросил на него удовлетворенный, злорадный взгляд, — этот недоумок-варвар был снова в его власти. Что же, все складывалось как нельзя лучше! Очевидно, Сет и Тиамат благоволили Каххе, ибо человеку, которого он выбрал своим слепым орудием, удалось живым выбраться на берег, и наагу не пришлось из-за его безрассудства менять свои тщательно выстроенные планы. Правда, его несколько смущал этот юнец, которого глупый варвар вытащил из воды. Неясное беспокойство проникало в душу Каххи, когда он смотрел на него. Но он поспешил отогнать нелепые опасения и принялся с большим вниманием наблюдать за исходом сражения исполинов.
Речной монстр отчаянно тряс огромной башкой, силясь освободиться от впившегося ему в шею Гаруды. Птица-дракон представляла собой жалкое зрелище, вся шкура ее была разодрана и исполосована: когти гарпий вырвали большие куски плоти, а заостренный шип и зубы речного ящера оставили глубокие кровоточащие раны. И, тем не менее, острые когти и клыки по-прежнему рвали шею речного бога, а огромные крылья с силой били по плоской морде, стремясь достать до глаз.
Кахха с заметным нетерпением наблюдал за поединком, который явно зашел в тупик. Наконец, не выдержав, змеечеловек, пользуясь тем, что варвар не обращает на него внимания, вновь зашипел, отдавая приказ речному ящеру.
Тот немедленно сменил тактику. Резким стремительным движением монстр подался вниз и нырнул в реку, увлекая за собой Гаруду. Вода забурлила и вспенилась — отчаянная схватка продолжалась уже в глубине… А затем все стихло. Буруны улеглись. И река покатила прочь багряные волны.
— Хвала Тиамат, — прошипел Кахха.
Глаза его горели торжеством. Но неожиданно по поверхности воды пошли круги, и над волнами показалась окровавленная голова. Это был израненный Гаруда. С трудом взмахнув намокшими крыльями, птица-дракон попыталась подняться в воздух, но лишь с третьей попытки это ей удалось. Вода, смешанная с кровью, ручьями стекала с обезображенного тела. Еле взмахивая намокшими, истерзанными крыльями, Гаруда медленно, зигзагами полетел прочь от места схватки.
Нааг выругался сквозь зубы, но не мог сдержать вздоха облегчения, видя, что дракон позабыл о нем. Он пристально вгляделся в окровавленную воду, но никаких признаков жизни не наблюдалось в речной глубине. Тщетно нааг взывал к ящеру на своем древнем языке, — никто не отозвался на его призывы.
… Оторвавшись от начавшего приходить в себя юноши, Конан кинул на Кахху подозрительный взгляд, — колдовские путы, окутывавшие его сознание, вновь ослабли.
«Проклятый Сетов выродок! — пронеслось у него в голове. — Вот, значит, чего стоят все твои слова и заверения в вечной дружбе! И гада, этого речного, стало быть, не ты вызвал?! И мозги мне задурманил тоже не ты?! Да я тебя сейчас, отродье змеиное…» Спиной почувствовав устремленный на него гневный взгляд киммерийца, Кахха резко повернулся. Зубы его зловеще оскалились. Смуглое, крючконосое лицо стигийца расплылось, обнажая омерзительную чешуйчатую морду разумного змея.
