Следом за наагом выступали, грузно переваливаясь уродливые, косолапые гиганты, сплошь заросшие жесткой рыжей шерстью. Крепкие лапы сжимали огромные дубины, маленькие обезьяньи глазки с рабской преданностью смотрели на своего надменного господина. То были полярные обезьянолюди, обитавшие в ледяной пустыне Севера — Патении.
Приблизившись к застывшим на месте хану и оруженосцу на расстояние трех десятков шагов, нааг остановил своего кротера — и вся демоническая свита замерла. Жуткая улыбка играла на безгубом и безносом синюшном лице человекозмея.
— Людиш-шки! — раздался вкрадчивый голос наага. — Я преклоняюс-сь перед вашей отвагой! Похвальное с-свойство многих теплокровных тварей — впрочем, с-совершенно бес-сполезное. У некоторых его даже в избытке, — к с-сожалению, в ущерб вс-сем другим. Предус-смотрительности, например. — Нааг хищно ощерился, раздвоенный язык замелькал в полураскрытой пасти, — видимо, это должно было изображать усмешку. — Кс-стати, прос-сти меня, прес-светлый хан, за то, что мои друзья прервали твою тайную поездку к Оракулу Арс-синои. Боюс-сь, теперь она будет с-совершенно бес-смыс-слена. Вот уже дес-сять дней, как Оракул в моей влас-сти. С-сама Арс-синоя, к моему глубокому прис-скорбив, покончила с с-собой, а на ее алтаре пророчествуют жрецы Сета, гадая по внутреннос-стям принес-сенных в жертву людишек.
— Проклятый змей! — в ярости вскричал Алп-Манаш. — Так значит, давешнее послание, где Арсиноя приглашала немедля прибыть к ней, было фальшивкой? Ты таки заманил меня в ловушку, подлый Kахха?
— Увы, мой теплокровный друг! — усмехнулся правитель Эврисфеи, города сатиров, лежавшего на границе с ашинскими кочевьями. — Прозорливость — то с-самое качес-ство, которое отс-сутствует у теплокровных и заменяетс-ся у них безрассудной отвагой. Иным, впрочем, недостает даже этого… — Кахха метнул презрительный взгляд раскосых желтых глаз на заметно приободрившихся в его присутствии сатуров.
— А лживость и предательство — это ваши черты, подлые наги!
Змей недобро зашипел.
— Напротив, Алп-Манаш, я всегда держу с-слово, и с-сейчас ты убедишься в этом. Помнитс-ся, в пис-сьме тебе обещали предс-сказать с-судьбу твоего народа и ис-сход войны… Конечно, не мне тягаться с покойной Арс-синоей, но не надо быть с-семи пядей во лбу, чтобы показать тебе грядущее. Так с-слушай же. Война окончена. Ваши женщины и дети с-станут ус-слабой этих красавцев. — Он кивнул в сторону сатуров, в глазках которых зажглись похотливые огоньки. — Ес-сли они будут покорны, возможно, им повезет протянуть подольше…
А мужчины, те, что ос-станутся в живых, когда мы покончим с-с вами, — продолжил Кахха, явно наслаждавшийся своей речью, — …пойдут на корм гигантским морским быкам в моем зверинце. Но не пугайс-ся, хан, эта учас-сть тебе не грозит. Ты умрешь куда раньше! А вот твоего мальчика я могу и пощадить — в знак особой милости. Он так хорош с-собой, так юн, что вполне может разделить с-судьбу женщин и детей. Думаю, мои добрые подданные великодушно закроют глаза на наличие у него мужс-ских дос-стоинств. Да и дело это поправимое… раз — и нету! Не так ли? — осведомился он у сатуров, которые сладострастно зачмокали губами в ответ.
— Ах ты, гадюка! — вскричал смертельно оскорбленный юноша, поднимая чукмар для удара. — Да я сам лишу тебя твоего змеиного отростка, если он только у тебя вообще есть! — Абруй в порыве безумной ярости пустил коня вскачь, стремясь раздробить башку проклятому змею.
— Стой! — вскричал было Алп-Манаш, пытаясь удержать горячего мальчишку, но было поздно.
Конь Абруя поднялся на дыбы, и юноша уже готов был обрушить чукмар на коронованного гада, невзирая даже на скалящего зубы волка и бросившихся наперерез патенцев с дубинами, но Кахха остановил их повелительным жестом. В следующее мгновение рука его стремительно метнулась к Абрую, и между сухими пальцами вспыхнули слепящие разряды. От руки Каххи отделился яркий бело-голубой шар, который с силой ударился прямо в закованную в панцирь грудь юноши. Однако шар не отскочил от лат, а напротив, прожег их, как сухую деревяшку, и проник внутрь. Страшный вопль заживо горящего человека раздался окрест, и юноша свалился замертво, под ноги верховой рептилии, на которой восседал торжествующий убийца.
