— Так оно и есть.
— Сколько вы за нее заплатили?
— Я чуть не упал, когда продавец запросил за нее всего три песо. Такая книга стоит не три песо, а все двадцать.
— И как четко все расписано.
— Обратите внимание: вот этот раздел, на розоватой бумаге — только о ресторанах, а здесь — сведения о гаражах…
— Изумительная книга.
— Какая толстая!
— Шестьсот пятьдесят три страницы, но это еще не все: на каждой странице то же самое написано еще по-английски и по-французски. Продавец книжной лавки сказал, что это единственный экземпляр, его прислали для ознакомления…
— Мы ее берем с собой.
— Ну конечно! Теперь надо только достать справочник по железным дорогам Испании, и тогда нам почти ничего не надо будет спрашивать. С этой книжицей да со справочником мы там будем сами себе господа и не пропадем.
— Милый, я не верю, что все это на самом деле.
Сеньора Лоайса замечает:
— Великий человек — Примо де Ривера! Только все впустую… Кроме военных, никто в правительстве ничего путного не делает.
Ирене, остановившись посреди гостиной, подбоченивается:
— Что ж, нам осталось только собрать деньги.
Сеньора Лоайса мягко добавляет:
— И получить развод. Мы не можем уехать отсюда, не покончив с этим делом.
Бальдер бросает взгляд на двухместную каюту с зашторенным окном и четырехугольным зеркалом над умывальником. Ему кажется, что сеньора Лоайса больше печется о его разводе, чем о путешествии. И тут же насмешливый голос шепчет ему на ухо: «А ты хочешь, чтобы они пустились в такой путь ради твоих прекрасных глаз? Нет, милый мой, за счастье надо платить».
Сеньора Лоайса добавляет:
— А кроме того, приехав туда, мы можем снять какой-нибудь домик в окрестностях Мадрида. Я как-то читала в «Ла Пренса», что арендная плата в Испании катастрофически упала…
— Мамочка… Хорошо бы снять старинный дом…
— Я бы спал на чердаке.
Ирене кладет руку Бальдеру на плечи, а тот закрывает глаза. Он видит купола старинных церквей, круглую черепицу крыш, а над ней — синее небо с серебряными звездами.
Бальдер смотрит на Ирене:
— Девочка, сыграй что-нибудь из Альбениса.
В полуночной тишине льется раздумчивая печальная мелодия.
— Что это, Ирене?
— «Кордова».
Улочки, мощенные речными камнями. Высоко вздымаются стены одиноких домов. Душа исходит темно-синей ночной грустью.
— Сыграй «Астурию», девочка.
Просеки в сосновых борах. Штабеля бревен. Водопады среди скал, поросших кустарником. На лесной лужайке мужчины и женщины плавно движутся в сладостном ритме муньейры[38], а солнце раскрашивает зелено-желтыми бликами травяной ковер лужайки.
— Ирене, сыграй «Испанское каприччо».
Бьют медные тарелки. Дилижанс подпрыгивает на разбитой каменистой дороге. Туго натянутая пружина страсти, флейта — хрустальная нить, сплетающая воедино стоны скрипки и жалобы волынки. Ирене отходит от пианино:
— Подумать только: все это будет нашим!
Она прижимается к Бальдеру. Упивается созерцанием мужского блаженства, впитывает в себя его желание и возвращает его многократно усиленным во взгляде лучистых глаз. Ее жизнь полнится, трепещет в ожидании нового света; кукарекает петух, возвещая, что полночь миновала, и сеньора Лоайса предупреждает:
— Бальдер, вы опоздаете на поезд.
— Мамочка, еще же целый час!
Час невелик! Он пролетает так быстро! Сеньора Лоайса, закутанная в свою фиолетовую шаль, о чем-то думает, сидя на позолоченном стуле. Ирене глядит на Бальдера, тихонько водит пальцами по его лицу, и для них часы вдруг удваивают скорость своих колесиков. А им хотелось бы удержать этот час навечно, как нескончаемую минуту. Но это невозможно. Земля осталась где-то далеко внизу. Они в заоблачной выси своей розовой мечты, дожидаются рассвета в небесном саду, из облаков льется аромат померанцев, оба закрывают глаза, и Бальдер с безгранично искренней грустью думает: «Ну почему я не умру сейчас?»
— Осталось полчаса, Бальдер.
— Да-да, сеньора, я помню… Не опоздаю…
Уехать! Оставить ее! Они смотрят друг другу в глаза, оба — бесконечно несчастны; но надежда тут же возрождается, переходит в уверенность, в ликование:
— Тогда уж мы не сможем расстаться, милый…
— Нет, не сможем… Если бы даже захотели…
