— О! Как быстро ты изменилась, стала уважать условности! Настоящая г-жа Петер фон Эль, или я ошибаюсь? Ты покраснела?
— Нет, я не краснею. Но послушай, послушай еще! «Только благодаря вам он уехал помолиться за упокой ее души и только благодаря вам он стал счастливейшим из смертных». Я знала, что он сможет ее забыть и что не так уж он и болен, как утверждали. Письмо подтверждает это.
— Все хорошо, но видишь ли, я бы не полагалась так безоговорочно на письмо бабушки. Я бы успокоилась только тогда, когда Петер написал бы сам. Она-то приглашает тебя, а он? Кто поручится, что милая старушка не решила женить его во что бы то ни стало. Возможно, ты увидишь жалкий обломок…
— Ты шутишь.
— Подумай.
— Только и делаю, что думаю. Говори, что хочешь, но Петер сумел пережить свою драму. Он страдал. Хорошо, пускай, но теперь тучи рассеялись, выглянуло солнце.
— И что?
— А то, что, когда светит солнце, все снова начинают строить планы. Переносятся в будущее.
— В плохую погоду тоже.
— Какая ты все-таки противная. Ты не считаешь нормальным, что Петер думает о будущем. А что такое будущее для мужчины, что, я тебя спрашиваю?
— С ними разве угадаешь? То одно, то другое, а иногда и то и другое вместе. Утром они хотят жениться, создать домашний очаг, завести детей, а вечером…
— Домашний очаг, детей. Петеру только это и надо. Он ищет покоя. Хочет верить в будущее, а будущее, признай, это любимая девушка, такая, как я. Не так ли?
— О, Клотильда, ты рискуешь выйти замуж за неудачника!
По возвращении Клотильда застала г-жу Валь-Дидье за пианино, Мариза ей подпевала.
— Вот и ты наконец, — сказала ей мать, — мы ждали тебя, чтобы сесть за стол.
За завтраком Катерина жаловалась, что придется ехать в Париж, а Мариза, — что договорилась провести два дня у сестры в окрестностях Лиона. «Что делать, долг прежде всего, тем более, что сестра так легко обижается». Клотильда, скрывая свое намерение уехать, не вмешивалась в разговор и ограничилась тем, что попросила мать купить ей в Париже бежевое пальто.
На следующий день дамы одна за другой покинули виллу, чтобы поехать к любимому человеку, которого, как они полагали с достаточным основанием, могли поддержать, увлечь, сделать счастливым.
Катерина была серьезна, Мариза отважна, а Клотильда радостна. Первая наняла машину, вторая отправилась на поезде, а Клотильда взяла машину подруги.
Все три любовные приключения, полные грез и сердечного трепета, должны были закончиться 27 сентября в восемь часов вечера. И вот когда г-жа Валь-Дидье, выходя из машины перед домом Петера фон Эля, который, как она полагала, ждет ее с нетерпением, она внезапно очутилась в компании Клотильды и Маризы, которые по той же причине, в тот же час и в том же месте вышли одна из автомобиля, другая из такси. Было в их встрече что-то настолько тревожащее, что первым их порывом было скрыться. Не проронив ни слова, они переглядывались и смотрели на дворецкого, который, выйдя навстречу, замер на пороге, разглядывая их. Маленький разносчик телеграмм поднялся на холм и подъехал к террасе, звоня в звоночек своего велосипеда. Этот звук постепенно привел их в чувство. Дворецкий взял у него из рук голубой квадратик, потом подвинулся, пропуская дам, помог им раздеться и открыл дверь в гостиную.
Комнату освещали свечи и огонь большого камина, вокруг которого стояли и разговаривали несколько человек. Открывшаяся дверь заставила их смолкнуть, но тут же раздались приветствия бабушки Петера.
— Петер! Ты где? Где он? А, вот ты где, — сказала она, подталкивая его к прибывшим гостьям, которых приняли чрезвычайно тепло.
— Вы? Все втроем! Какой сюрприз! Это превосходно, — восклицал Петер. Он расцеловал Клотильду и обеих дам, потом, обращаясь к бабушке, произнес: — О! Какой приятный сюрприз! Как ты добра ко мне. Спасибо.
— Это не я добра к тебе, дорогой, а твои друзья. Ты мне часто говорил и повторял, чем ты им обязан. Я решила… нет, я догадалась, что они будут счастливы быть рядом с тобой в такой день.
— О…, — сказала Клотильда.
— О…, — в один голос выдохнули Катерина и Мариза, еще толком не понимая, о чем речь.
