- Михал Мефодич, не слыхали, кричала я?
Почуваев недоуменно закатил глаза. Не слыхал, точно, отметила Фердуева, хорошо.
- Славно тут, - Фердуева относилась к отставнику не без симпатии: без выкрутасов, такой как есть, не важничает, не строит из себя, в делах честен, нетороплив, трусоват, как все нынешние мужики, дак это пакость повальная, измельчал сильный пол, погнуснел в безденежье и грызне за копейки.
- Нина Пантелеевна, - важно вступил Почуваев, видя одобрение в глазах хозяйки, - я тут все мозгую про подвал институтский, кумекаю, неплохое дело выгорает...
Фердуева распахнула полы шубы: интересно, старикану безразличны ее прелести или вида не подает, или опасается, все же кормилица, не с руки зенки таращить. Эм Эм засопел, Фердуева без труда смекнула: млеет отставничок, нет мужика, чтоб не взвихрился при взгляде на нее, хоть Почуваев - простая душа, хоть Чорк - ушлянец, хоть Филипп рыжий - с клыками до пола, хоть мастер-дверщик - красавец без затей. При воспоминании о последнем затошнило. Впечатлительна стала, мать твою! Нина Пантелеевна прикусила губу.
Почуваев мигом отметил досаду хозяйки, привычно вытянулся, казалось вот-вот забросит пятерню к козырьку.
- Недовольны чем, Нина Пантелеевна?
Фердуева стряхнула дурноту, распушила волосы, вдохнула прочищающие глотку ароматы: полегчало и... Эм Эм вмиг расцвел. Ловит настроение на лету, отметила Фердуева, не каждому дано, ценное свойство и непонятно, откуда такая тонкость берется? Охотничий нюх, без мыслей и расчетов, чистая природа, дар предков.
Прошла к парной: добела выскобленные полки, плоский светильник под струганным потолком, градусник в чеканной оправе - подарок Пачкуна, вывезенный из Закавказья.
- Круто разгоняет? - Фердуева постучала по градуснику.
Почуваев загодя включил электронагрев вполсилы, погладил стопку подзадных фанерных листов, запустил руку в короб с фетровыми колпаками.
- Ну... если раскочегарить на всю железку, до ста тридцати набежит, зависит, между прочим, от внешней температуры, от безветрия и от частоты входа-выхода, если народ мелькает туда-сюда, конечно, спадает жар, а если обстоятельно засесть, то глаза чуть не плавятся.
- Глаза плавятся? - обращаясь к себе, переспросила Фердуева и улыбнулась неведомо чему. Почуваев почесал кабаний затылок, вроде как застеснялся непонимания.
Фердуева несколько раз распахнула дверь в парную и запахнула.
- Открывается внутрь? В парную?
- Так точно. - Рапортовал Почуваев, привыкший на простые вопросы давать короткие, рубленные ответы.
- А положено наружу? - Фердуева в курсе, что к чему.
- Положено, точно. - Почуваев никак не мог вычислить, чем завершится объяснение про злополучную дверь. Бывало, Фердуева начинала вовсе с невинного, ты мелешь в ответ чепуховое, не подозревая подвоха и тут-то она тебе и вмажет до дрожи в мослах.
Прошли к квадратному бассейну. Хозяйка присела на корточки, разведя колени в стороны. Почуваев закатил глаза к потолку, подальше от лиха, рука Фердуевой рыбкой скользнула в воду и тут же отпрянула.
- Ледяная, Михаил Мефодич?
- А як жеж! - отставник решил, что его хвалят. - Чтоб кровь, Нина Пантелеевна, взыграла, чтоб забила по сосудам, смывая вздорное, бляшки там всякие-разные, чтоб мозги просветлели, омытые свежими соками. Суть дела в перепаде температур, ежели, конечно, сердчишко позволяет, без привычки жутковато, а закалку имеешь, лучшей встряски для организма не выдумать, главное, все натуральное, без химии, без тока, ультразвука и прочих излучений... чреватых... тут жар и холод, вечные спутники человека. - В Почуваеве просыпался философ. Фердуева не перебивала, пусть треплется, может в запале ляпнет чего лишнего, такое случалось, не вредно дать выговориться, не перебивать, если человечка понесло.
Почуваев долго тарахтел, но ничего важного или напоминающего кончик нитки из клубка - потяни и распутаешь весь моток - не выплыло. Терпение Фердуевой истощилось, прервала:
- А банька вся целиком круто потянула?
Эм Эм поперхнулся. Ну, вот! Он про вечное, по здоровье, про жизнь, можно сказать, и смерть, а тут деньги, маета, подноготная грязь... зря, зря хозяйка испоганила миг всечеловеческой близости. Прибыток, ясное дело, получали неправедным путем, иначе сдохнешь псом подзаборным, что там банька, еловый гроб не справишь на собственную кончину. Тут Почуваев, не подавая вида, повеселел: смерть свою полностью обговорил с женой, и ритуал, и все мелочи, и деньги расписал под каждый послесмертный шаг, начиная с отпевания в церкви до надгробного памятника. Отпевание приворожило Почуваева недавно, вдруг сразу решил: черт его знает с загробной жизнью, а если не брешут, лучше откупить царствие небесное за деньги, хоть и не товар, но и не пустая трата, вдруг одним отпеванием спишутся все до единого почуваевские грешки? Бог милосерд, и Почуваеву отпустит грехи, одним больше, одним меньше, грехов горы наворочены, а почуваевскую песчинку может и не заметят при распределении мест в райских кущах. Интересно, чтоб сказанула хозяйка, узнай про отпевание, уготовленное себе отставником: высмеяла бы? Выспросила резоны? Пропустила мимо ушей? Решила, что рехнулся на старости лет? Или возжелала бы и себе такого же завершения жизненного пути?
