Оно сосредоточено, на нем застыл гнев. Лицо медленно движется в сторону лагерей кочевников. За ним плывет еще одно лицо. Они летят к караванам, как стервятники на запах падали.
Призракам удалось бежать. Я не успел остановить их.
Может, они просто собираются пугать людей своими стонами и жалобами? У них же нет тел, что они могут еще сделать?
У меня нет времени подумать об этом. С деревьев у лагеря кочевников поднимается стая перепуганных птиц, они тревожно кричат.
– Элиас… – начинает говорить Афия, но я вскидываю руку, приказывая ей замолчать. На миг воцаряется тишина.
И вскоре на смену ей приходят крики.
«Кровавый Сорокопут, приветствую тебя!
В Антиуме лето в полном разгаре, становится трудно укрыться от жары. Императора радует смена времен года, хотя его радость отравляют волнения из-за различных нужд короны.
Сезонные шторма не менее опасны, чем жара. При дворе нет человека, который бы не пострадал. Я пытаюсь помочь, кому только могу, но едва справляюсь.
Каждый день я благодарю Небеса за помощь плебеев. Их поддержка важна как для меня, так и для Императора. Это большое утешение в трудные времена.
Верность до конца.
Императрица Ливия Аквилла Фаррар».
Письмо Ливии пришло ко мне уже вскрытым. Кто-то прочел его до меня. Хотя сестра и пыталась зашифровать свои мысли и сделала это достаточно искусно, я понимаю, что ее усилия были напрасны. Теперь Коменданту тоже известно, что беременность проходит хорошо. Князь Тьмы сообщил ей это.
Из остального текста письма Керис, разумеется, сделает выводы, что Ливии становится трудно скрывать свою беременность. Понятно, психика Императора все сильнее расшатывается, хотя моя сестра пытается сдерживать его. И только благодаря плебеям Маркус до сих пор умудряется сохранять трон. Также очевидно, что, если я хочу сохранить жизнь Ливии и ее ребенку, мне нужно как можно скорее уничтожить Коменданта.
Я читаю письмо во время прогулки по южному побережью Навиума, покрытому обломками кораблекрушения. Это останки имперского флота. Обрывки парусины, обломки мачт, куски дерева… Все это – доказательства моей неспособности защитить город.
Я опускаюсь на колени в песок и поднимаю обломок дерева, бывшего частью обшивки корпуса корабля. Волны уже успели его обкатать. И тут у меня за спиной появляется Декс.
– Отец Татиус отказался от встречи с тобой, Сорокопут.
– И какое объяснение он предоставил на этот раз?
– Он должен навестить больную тетушку, – вздыхает Декс. Он выглядит таким же измотанным, как и я. – Когда я пришел к нему, он говорил с Отцом Эквитиусом.
Понятно. Отец клана Эквития всего два дня назад точно так же объяснил свой отказ со мной встретиться. Хотя я и подозревала, что Татиус, как и прочие Отцы патрициев, постарается избежать встречи со мной, надежда все же была.
– Больше Отцов для переговоров не осталось, – говорит Декс по дороге с побережья к казармам Черной Гвардии. – Аргус и Висселиус мертвы, и их наследники обвиняют в произошедшем тебя. Остальные в ярости после того, что случилось с флотом. Татиус потерял четверть своего клана в этом шторме.
– Дело не только во флоте, – говорю я. – Если бы это было так, они кричали бы на меня, требовали официальных извинений и контрибуций. В конце концов, это же меченосцы. Они обожают ставить женщин на место. Так же сильно, как обожают деньги. – Нет, они или боятся Коменданта… Или она предлагает им в уплату за молчание что-то, что я не могу предложить… Что-то, от чего они не могут отказаться.
– Деньги? – спрашивает Декс. – Или новые корабли?
– У нее нет никаких кораблей, – отвечаю я. – Даже если мы чудом сможем захватить флот Гримарра, его кораблей едва ли хватит, чтобы восполнить наши потери. Да, она богата, но не настолько, чтобы платить всем этим людям.
Здесь кроется что-то еще. Но как, черт побери, я могу разузнать это, если никто из Отцов не хочет со мной говорить?
Мы поднимаемся наверх, к городу. Нашим глазам открывается разрушенное, все еще дымящееся юго-западное предместье. Гримарр в последние две недели с момента моего прибытия еще дважды наносил удары по этой части города. Без флота у нас не было иного выхода, кроме как затаиться и ждать в надежде, что пожар не распространится дальше.
