— Амур! — кивнув головой в сторону шири, сказал водитель.
— Как Амур? — изумился я.
— Лодка типа «Амур», — усмехнулся водитель. — Со стационарным двигателем. Три тысячи.
— А-а-а, — я поглядел на большую лодку, идущую по фарватеру стремительно и мощно.
Потом, слепя, мелькнула отмель, обсаженная чайками, дальше с этой же стороны (противоположной горам) потянулись низкие песчаные острова, узкие блестящие протоки. Изредка мелькали на берегах моторки, виднелись палатки. Я стал понимать, как нелегко будет в этом лабиринте найти своих. И вдруг увидел на длинном песчаном мысу, почти исчезающем в блеске воды на горизонте, крохотное черное пятнышко, быстро двигающееся туда-сюда, подпрыгивающее.
— А это ведь песик наш! — обрадовался я. — Что еще может здесь быть такое быстрое и черное?
И вот я уже выпрыгнул в воду, вышел на песок.
— Ты самый заметный, самый видный на всем побережье! — я чесал опрокинувшемуся щеночку живот, — перекатываясь на спине, он довольно урчал.
Потом откуда-то сбоку наскочила дочь, одетая в какой-то незнакомый свитер, в чьи-то ботинки.
Я вдруг почувствовал, как лицо мое стало набрякшим, потным, плохо управляемым. Я вспомнил, что взрослые должны показывать детям пример, стал делать важные, серьезные рожи.
С песчаного берега спускалась жена, почему-то в брезентовой куртке с нашивками полковника студенческих строительных отрядов.
Потом, стряхивая с рук тесто, подошел Юра, саратовский брат.
После из леса по тропинке вышел московский брат Игорь:
— Ха, Валя! Где это тебя так подстригли?
Обцепленный со всех сторон сразу всеми, я выбрался на невысокий песчаный уступ, сел за стол.
...Вскоре, утомленный броском через пространство, я залез в палатку и крепко уснул.
Очнувшись от тяжелого сна часа через два, я вылез из палатки и испугался: вроде бы должен наступить день, но небо оставалось низким и темным, освещение было темно-красное, словно в гигантской фотолаборатории. С высокой горы за рекой дул резкий ветер, — занавеска на продуктовой полке отстегнулась и громко хлопала.
— Как приехали, все такая погода, — сказала жена. — Обычно весь день в глубине острова проводим, а то тут с ума можно сойти.
— А где Даша? — спохватившись, спросил я.
— С ребятами на внутренней протоке, рыбу ловит... Ну что ты, там целая драма!
Я огляделся, удивляясь мужеству дочки, которая, как рассказывала жена, и в этих условиях непрерывно находила себе увлекательные дела.
По дорожке, окруженной засохшими листьями ландышей, я двинулся в глубь острова.
Поперек дорожки, среди кустов, лежали ровные кучи хвороста, так, как их оставил разлив. Некоторые хворостины висели высоко на ветках. Перевалив песчаный холм, я спустился к внутренней протоке, — этот рукав реки, заслоненный островом, продувало меньше, вода была ярко-синей. Зайдя по щиколотку в воду, неподвижно стояли с удочками: Даша, высокий худой Миша, сын Юры, и пухленький веснушчатый Димочка, сын Игоря.
Димочка вдруг дернул удилищем, и серебристая рыбка промелькнула в воздухе и упала в воду.
— О, горе мне! — кривляясь, завопил Димочка.
Даша и Миша повернули к нему улыбающиеся лица.
«Ясно! — подумал я. — Видно, Димочка придумывает слова в этой компании!» Конечно, Даше нелегко с ребятами, которые, к тому же, старше ее, — один на год, другой — на два. Наверняка она чувствует неравенство и, при ее характере, сильно переживает.
Тут Даша дернула удилищем, и довольно крупная плотва, размером с ладонь, долетела до берега и запрыгала на песке.
— О! Крокодайл! — сказала Даша.
— И у меня крокодайл! — тонким своим голосом закричал Миша.
Я спустился к ним, велел идти обедать, взял обе их трехлитровые банки с рыбой.
Жена жарила лещей на печи, выложенной в земле, искры, отрываясь, летели из высокой трубы по ветру.
Поставив банки на берегу, я вместе с ребятами сел к столу. Дима и Миша сели, обнявшись и хохоча, стали говорить о своем, не обращая внимания на Дашу, сидящую напротив.
— А мне «фольксваген» не нравится! — нахальным своим голоском говорил Димочка. — Знаешь, как бабушка его назвала? Горбушка!
Ну почему они так демонстративно на нее не смотрят? Неужели им трудно — что-нибудь ей сказать? Или в их возрасте все это совершенно непонятно?
