Костя сел на стул, зажал колено ладонями.
— Житуха, — морщась сказал он. Потом снял измазанные в глине брюки. Иголка есть?
— У Ивана Сергеевича в тумбочке.
Бормоча, Костя вдел нитку в ушко иголки и начал старательно зашивать разорванную штанину.
— Ну и портной! Кто же снаружи шов делает?
Вася отнял брюки у Кости, принялся зашивать их как следует. Костя, прихрамывая, ходил по комнате.
— Ты с этим Федькой достукаешься!..
— Помалкивай, без тебя тошно, — уныло отозвался Костя.
— У тебя есть отец? — спросил Вася.
Костя долго не отвечал.
— Был, — наконец произнес он глухо. — Знаешь, кем был? Герой Советского Союза. На фронте погиб…
«И почему он ни разу никому об этом не говорил?» — пытался догадаться Вася.
— Опять тебя мать искала, — вспомнил он. — Мать у тебя хорошая, заботливая, только старенькая.
— Постареешь, — мрачно отозвался Костя. — Двух сестренок и братишку гитлеровцы в Майданеке сожгли. Вдвоем мы остались.
— Почему же ты домой не ходишь?
— А ну их всех! У нас такие соседи, лучше на глаза не показываться.
Вася вспомнил, как в выходной день мать Кости — худенькая, сгорбленная — пришла в училище. Всех спрашивала: не видели ли Костеньку? Потом села на лавочку и стала ждать. До обеда прождала. Вася дважды обошел весь сад. Ему было так жалко мать Кости, что он все время мысленно повторял гневные слова, какими обругает Костю.
Вася проводил старушку до трамвайной остановки. Она передала ему кошелку и сказала: «Кушайте вместе с Костенькой». Трамвай ушел и увез с собой Васин покой. Неужели и Вася когда-нибудь вот так бросит мать, и она будет разыскивать его? Нет, он не Костя. Эх, мама, так бы и улетел к ней.
Много ли дней прошло с тех пор, как Вася неожиданно покинул родительский кров? Он не хотел признаваться себе в том, как его тянуло увидеть мать, отца, Гришу… Может он не так уж и соскучился — не на век же уехал, — только мучила совесть: «Уехал, не сказал куда. Убежал! Чем все это кончится?» Тревожно на душе. Кажется, кто-то неотступно следит за ним и ждет, ждет, когда он признается во всем. Не рассказать ли Галине Афанасьевне, что он самовольно ушел из школы ФЗО и убежал из дома?.. Да, обманывать не легко, совсем не легко…
Вася открыл глаза — темно. Оказывается, он уснул и не слышал, как пришли ребята. Вася включил настольную лампу. Юра спит. Разбудить, что ли? В нерешительности постоял возле Юриной кровати. Вздохнул и сел за стол. Три часа ночи… Теперь уже не заснуть — голова свежая, как днем. Что делать?
На столе лежали в беспорядке книги, тетради. «Сразу видно, что за ученики, — усмехнулся Вася. — Клеенка вся а чернильных пятнах. А какая красивая была». В этот ночной тихий час он вдруг решил написать письмо Оле. Вася вытащил из тумбочки новую тетрадь, вырвал из середины два листа. «Эх, почерк — дрянь, — вздохнул он. — Да и к тому же не обойтись без грамматических ошибок».
Никогда в жизни Вася не писал письма девушкам. Как начинать? Вася вывел несколько слов и в отчаянии бросил на стол ручку. «Не годится. А если Ивана Сергеевича попросить? Он в восьмом классе учится, стенгазету оформляет. Придется ему признаться…» Это несколько озадачило Васю. «Ну и пусть! Любовь в мешке не утаишь», — вспомнил он чьи-то слова.
Иван Сергеевич спит, подложив ладонь под щеку. Губы его чуть-чуть шевелятся. Видно, даже во сне ему кажется, что он выступает на каком-то собрании.
— Вань, вставай! — Вася долго тормошит спящего товарища за плечо.
— А? Что? — Иван Сергеевич открыл глаза. Узнав, в чем дело, он сердито натянул одеяло на голову.
— Какой дурак ночью пишет? Спи. Завтра напишу.
— Сегодня надо… Мысли пришли, записать надо.
— Ну и записывай.
Иван Сергеевич решительно сунул голову под подушку.
— Бюрократ, трудно ему написать! — обиделся Вяся. Кого еще разбудить? Юрку? А если Яркова? Как-то Костя вечером писал письмо, заглядывал в потрепанный альбомчик и что-то выписывал.
— Кому пишешь? — полюбопытствовал Вася.
— Одной Маруське, — ответил небрежно Ярков. — Влюбилась в меня, никак не отвяжусь.
Костина лихость Васе не понравилась.
Едва Вася дотронулся до Кости, тот вскочил, отбросив одеяло.
