Утром в пятницу Оливия проснулась совершенно разбитой. Это не было утренним недомоганием беременной, на нее накатила глубокая депрессия. Она с трудом выбралась из постели, за завтраком не смогла проглотить ни кусочка, душ и одевание заняли втрое больше времени, чем обычно.
Когда с двадцатиминутным опозданием Оливия чуть ли не вползла в здание компании, все сотрудники уставились на нее, поскольку на их памяти это было впервые. Оливия пробормотала какое-то малоубедительное объяснение и поспешила в свой офис. В распахнутых дверях ее поджидал Льюис.
С несчастным выражением лица он двинулся ей навстречу, но у Оливии не было настроения объясняться. Обида и разочарование глубоко укоренились в ее сердце в эту бессонную ночь. Все, на что ее хватило, это пробормотать: “Доброе утро”.
Когда Оливия попыталась обойти босса и сесть за свой рабочий стол, тот мертвой хваткой вцепился ей в локоть.
— Оливия, пожалуйста.., извини меня… Я совсем не то имел в виду.
Она даже не взглянула на него. Льюис вздохнул и отпустил ее руку.
— Прими хотя бы мои извинения, — попросил он.
— Нет, — отрезала Оливия, по-прежнему не глядя на него. — Разреши мне занять мое рабочее место, я и так опоздала.
— Оливия, я…
Она резко подняла голову и бросила на Льюиса холодный взгляд.
— Если ты снова намерен выяснять наши отношения на публике, Льюис Альтман, то прежде хорошо подумай. Тем более, что между нами больше нет никаких отношений, кроме деловых!
Оливия села на стул и включила компьютер, пытаясь сосредоточиться на работе. Но как могла она работать, если сердце колотилось в горле, а голова шла кругом?
Через десять минут Льюис вновь возник возле ее стола.
— Оливия, мы должны поговорить.
— Не сейчас, Льюис. — Она даже не подняла головы.
— Сейчас! — выкрикнул он. Выдержка изменила Оливии.
— Нам не о чем говорить, — произнесла она с холодной яростью. — Ты оказался совсем не таким, каким я тебя представляла. На поверку ты оказался высокомерным и эгоистичным. В течение часа я положу тебе на стол заявление об уходе.
Неверие и ужас отразились на лице Льюиса.
— Но ты не можешь! Ради Бога, я хочу сказать… Оливия, у тебя будет мой ребенок!
— Так вот в чем дело! Это первое и единственное, что тебя беспокоит? Для тебя любая женщина была бы хороша, если бы она носила твоего ребенка? Плюс немного секса и опыт секретарской работы, да? Я начинаю симпатизировать Дине. Если представить на минуту, что я имела несчастье выйти за тебя замуж, я бы тоже развелась с тобой. Ты, по сути, ничего не смыслишь в женщинах и ничего не знаешь о настоящей любви! Твой словарь начинается и заканчивается буквой “я”. Я, Льюис Альтман!
Оливия видела, что ее отравленные стрелы попадают в цель. Льюис выглядел обескураженным и виноватым, но она уже не могла остановиться.
— Знаешь, вначале я поверила, что под внешностью амбициозного преуспевающего бизнесмена скрывается добрый и щедрый мужчина. И ты бываешь таким, когда тебе это выгодно и нужно добиться желаемого, насмешливо добавила она. — На данном этапе желаемое — твой бесценный ребенок. Я как-то сказала, что ты будешь замечательным отцом, но теперь я уже сомневаюсь в этом. Мне кажется, ребенок будет для тебя не живым существом, личностью, а просто еще одним продуктом, произведенным тобой и отражающим твое раздутое “эго”. Я сделала ошибку, назвав тебя однажды глубоким. Ты мелочный и пустой! А теперь оставь меня, Льюис, или я сама уйду. Мне не нужны ни ты, ни эта работа, ни твои деньги!
Оливия ждала, даже хотела, чтобы он начал спорить, но Льюис молча повернулся и ушел в кабинет, подозрительно тихо притворив за собой дверь.
Подбородок Оливии задрожал, на глазах выступили слезы. Она осознала, что перегнула палку. Конечно же, Льюис вовсе не так плох, она явно переборщила, сильно его обидев. Теперь она потеряла его навсегда.
Оливия, Оливия! Какая же ты дура!
Она была уже готова встать и, поджав хвост, пойти в кабинет Льюиса с извинениями, когда дверь офиса открылась и на пороге возник улыбающийся Николас.
— Привет, Лив, — приветствовал он Оливию, внимательно следя за выражением ее лица.
