После
зимних
дождей
мальчик
помогал
Йосефу
ремонтировать
в
окрестностях
сторожевые
вышки на
виноградниках
и ладить
новые. Затем
с отцом и
дедом
подрезал
виноград,
собирал с
гончаром
травы.
Но
теперь
Йехошуа
должен был
рассказать учителю
о своем
смертном
ужасе.
Он
вбежал по
каменным
ступенькам
бокового
входа в
учебную
комнату с длинными
лавками – тут
было
безлюдно – и
толкнул
дубовую с
медным
кольцом
дверь в
библиотеку.
Раби
по-домашнему
в льняном
хитоне, подперев
голову, читал
пергамент.
Кисть его тонкой
руки
казалась
почти
прозрачной.
Сандалии
валялись по
сторонам.
Учитель
потер пятку о
пятку.
Косой
луч через
высокое окно
преломился на
медных
штырях
свитка, и
зайчики
дремали на
потолке и
полках вдоль
стен. Повсюду
были кувшины
с рукописями.
В углу под
погашенными
светильниками
в виде лап льва
стоял пюпитр.
На нем
развернут
пергамент. В
небольшой
чашке краски.
На краю
небольшой
медный нож
для заточки
деревянных
перьев:
Пинхас
затемно
сверял
тексты. Раби
приветливо
поманил
мальчика.
– Ты
сумеешь
прочесть это?
– Пинхас
показал на
свиток. Йехошуа
отрицательно
кивнул. Он
знал пока
лишь арамейскую
грамоту.
– Если
вы прочтете
вслух, я
сумею
повторить.
– Ты
должен
понимать
сказанное и
разбирать
написанное! –
Пинхас
говорил, как
обычно, тихим
голосом,
словно
ворковал. –
Это умножит
знания.
Слова, сказанные
вслух, мешают
думать. А
когда ты вчитаешься
в каждое
слово, истина
скорее откроется
твоему
сердцу.
– К чему
человеку
истина, если
он не переживет
ее?
Пинхас
нахмурился.
Йехошуа
устыдился
своего
непочтительного
тона.
– Вчера
умер старый
Маттия, – сказал
он. – Мне
впервые
стало
страшно!
Раби
прошел по
комнате,
задумчиво
поглаживая
бороду.
Мальчик
осознал свою
смертность:
каждый
проходит это.
Дальше была
либо покорность
Богу, либо
противное
Ему, когда разум
тщится
спасения
тленной
плоти, а
лютый Зверь подстерегает
безумца.
– Не
потому ли
Господь на
Синае дал
Мошеаху заповеди
и Закон, а
Мошеах
завещал
скрижали
народу, что
Господь знал
глубины
низости человека,
его страхи, и
то, что
человек будет
сомневаться
всегда? –
спросил
Пинхас. – Не тех
ли, кто забыл
Закон, гонят
камнями и
распинают,
как воров?
– Но
Господь дал
Закон живым,
учитель. Я не
собираюсь
его
преступать.
Они
переглянулись.
Раби тронул
ученика за плечо.
– Прости,
я не хотел
тебя обидеть.
Для большинства
Закон – щит,
что
оберегает
людей от людей.
Для
избранных
Закон – их
сердце. И эти
немногие
опаснее
первых, ибо
даже
мудрейшие ошибаются.
Но сказано,
Преисподняя
и Авадон открыты
перед
Господом, тем
более сердца
сынов
человеческих,
и держать в
сердце своем неугодное
Богу и не
покаяться,
думая, что
это тайна для
Него, значит
противится
Ему! – Раби
испытующе
посмотрел на
мальчика. Тот
потупился.
– Да. Я
сомневаюсь,
учитель! –
негромко
проговорил
Йехошуа. –
Маттия
никогда не
проедет на
своем осле за
водой. Придет
день, когда
дедушка не
встанет за
гончарный
круг, отец не
обстругает
доску. Что проку
в знании там,
откуда нет
возврата. У
Иова сказано,
даже для
дерева есть
надежда, ибо,
если и будет
срублено, то
снова оживет.
Едва почуяв
воду, пень,
замерший в
пыли, дает ростки
и пускает
ветки. А
человек умирает
и
распадается.
Ляжет и не
встанет! Когда
умрет
человек, то
будет ли он
опять жить?
Пинхас
понял: ответ
Емфаза из той
же книги известен
ученику.
Давно уже не
было у священника
столь
знающего
собеседника.
На лбу раби
выступила
испарина.
– Да,
действительно,
человек,
рожденный
женщиной,
выходит и
отпадает, как
цветок;
убегает, как
тень, и не
останавливается,
– начал он
словами из Иова.
– Но там же
сказано, что
в последний
день он
восставит из
праха
распадающуюся
кожу и во
плоти
человек
узнает Бога.
И пророк
Даниэл
свидетельствует
о том же. В Книге
же хвалений
сказано, что
только тот,
кто всегда
видит перед
собой Бога,
возрадуется
сердцем, и
даже плоть
его
успокоится в
уповании. Во
второй же
Книге Царей
говорится, что
понесся
Эллия в вихре
на небо перед
глазами
ученика его
Элиши, но не
умер. А Энох, чтимый
в народе сын
Иареда? Он
тоже был призван
за
праведность
свою живым к
Господу, как
сказано в
первой книге
Моше.
