Жизнь и житие Войно-Ясенецкого, архиепископа и хирурга - страница 12

Автор фельетона в «Туркестанской правде» закончил свое сочинение недвусмысленной угрозой расправиться с «воровским епископом». Надо заметить, что пресса и власть действовали в завидном единодушии. Войно-Ясенецкого арестовали в ту самую ночь, когда в типографии набирался номер с фельетоном. (Этот метод оправдал себя потом и в 1937 и в 1952-м годах.) Итак, гнусный честолюбец разоблачен. О чем же он думает, сидя за решеткой? Раскаивается? Со страхом ждет возмездия?

Через много лет Войно-Ясенецкий вспомнил в своих «мемуарах» следующие эпизоды, связанные с первым арестом:

«В годы своего священства и работы главным врачом Ташкентской больницы я не переставал писать свои «Очерки гнойной хирургии», которые хотел издать двумя частями и предполагал издать вскоре. Оставалось написать последний очерк Первого выпуска «О гнойных заболеваниях среднего уха и осложнениях его». Я обратился к начальнику тюремного отделения, в котором находился, с просьбой дать мне возможность написать эту главу. Он был так любезен, что предоставил мне право писать в его кабинете по окончании его работы.

Я скоро окончил первый выпуск своей книги. На заглавном листе Первого выпуска я написал: ЕПИСКОП ЛУКА. ОЧЕРКИ ГНОЙНОЙ ХИРУРГИИ. Так удивительно сбылось таинственное и непонятное мне Божье предсказание об этой книге, которое я получил еще в Переславле-Залесском несколько лет назад: «Когда эта книга будет написана, на ней будет стоять имя епископа».

А паства, простые люди? Как ответили они на фельетон в газете, который открыл им глаза на преступления тщеславного епископа? В мемуарах читаем:

«В тюрьме меня держали недолго и освободили на один день для того, чтобы я ехал свободно в Москву… (в коллегию ОГПУ. — М. П.). Утром, простившись с детьми, я отправился на вокзал… После первого, второго и третьего звонков и свистков паровоза поезд еще минут двенадцать не двигался с места. Как я узнал только через долгое время, поезд не мог двигаться по той причине, что толпа народа легла на рельсы, желая удержать меня в Ташкенте».

О медицинской деятельности профессора Войно-Ясенецкого в ссылке сохранилась следующая легенда. В Енисейске его однажды вызвали в ОГПУ. Едва он, как был в рясе и с крестом, переступил порог кабинета, чекист заорал:

— Кто это вам позволил заниматься практикой?

— Зачем же вы начинаете так разговор? — с достоинством ответил профессор. — Либо вы встаньте, либо я сяду, тогда и беседовать нам будет удобнее.

Чекист не ожидал такого ответа, растерялся, предложил «попу» сесть. Разговор пошел ровнее. Войно-Ясенецкий сказал: «Я не занимаюсь практикой в том смысле, какой вы вкладываете в это слово. Я не беру денег у больных. А отказать больным, уж извините, не имею права. Давал в университете Гиппократову клятву — помогать каждому, кто ко мне обратится…»

После этого власти стали смотреть на медицинскую практику ссыльного профессора довольно снисходительно.

На Енисее в то время свирепствовала трахома. Из-за этой болезни многие местные жители — кеты, селькупы, эвенки — теряли зрение. Бывший начальник Енисейского пароходства И. М. Назаров так передает слова, слышанные в 30-е годы от погонщика эвенка Никиты из Нижнего Имбацка: «Большой шаман с белой бородой пришел на нашу реку, поп-шаман. Скажет поп-шаман слово — слепой сразу зрячим становится. Потом уехал поп-шаман, опять глаза у всех болят». Капитан Назаров уверяет, что речь шла о ссыльном профессоре Войно-Ясенецком, который очень хорошо оперировал больных с последствиями трахомы.

У строптивого ссыльного стычки с местными властями происходили, очевидно, довольно часто. Рассказывают, что однажды зашел Лука в Енисейске в церковь, где давно уже не было служб, так как арестовали священника. Епископ взял у старосты ключи, отпер церковь и назначил литургию. Впервые за много месяцев над городом раздался колокольный звон. После службы епископа вызвали к какому-то должностному лицу. Опять тот же вопрос: «Кто разрешил?»

— А кто запретил служить? — воскликнул Владыка Лука. — Разве нам запрещено молиться Богу? Я подчиняюсь только Ему и Патриарху.