Тяжкий путь по Енисею был тем светлым путем архиерейским, который при отходе последнего парохода предсказал мне сам Бог со словами псалма 31-го: «Вразумлю тя и наставлю тя на путь, в он же пойдеши, утвержу на тя очи Мои». — Буду смотреть, как ты пойдешь этим путем, а ты не рвись на пароход, как конь или мул, не имеющий разума, которых надо направлять удилами и уздою.
Мой путь по Енисею был поистине архиерейским путем, ибо на всех тех остановках, в которых были приписные церкви и даже действующие, меня встречали колокольным звоном, и я служил молебны и проповедовал. От самых давних времен архиерея в этих местах не видали».
За первой ссылкой последовали вторая и третья. Директор школы в Туруханске А. Н. Бобко (прежде он учительствовал в Ташкенте) слышал в сороковые годы несколько изводов легенды о том, как и отчего Войно-Ясенецкий был сослан во второй раз.
«В конце двадцатых годов жил в Ташкенте один профессор, немолодой уже человек, женатый на очень юной особе. Профессор открыл какое-то средство для продолжения жизни и здоровья. Про это открытие проведала английская разведка. Англичане стали искать, как бы им проникнуть в дом старого профессора. В конце концов они подкупили молодую женщину, и она пообещала выкрасть у мужа секретное лекарство. Профессор почуял неладное и, чтобы спасти открытие, передал его своему коллеге профессору и епископу Войно-Ясенецкому. Дошел слух о замечательном открытии и до ОГПУ, Сотрудники ОГПУ вызвали Войно-Ясенецкого на допрос (сам изобретатель к этому времени застрелился), однако епископ наотрез отказался выдать властям доверенный ему секрет. Он заявил, что самая идея бессмертия человеческого противна Божеству. Пусть он, епископ Лука, погибнет, и это вместе с ним дьявольское открытие. Тогда-то Луку и выслали второй раз».
По другим сведениям, Войно-Ясенецкий был вовсе не наперсником профессора-изобретателя, а его идейным противником. Прослышав об открытии, он проклял ученого, который покушался на прерогативу Божества и, по слухам, даже стрелял в безбожника.
Как ни странно звучит последняя легенда, за ней, как почти за каждым из приведенных мифов, стоят факты вполне реальные. Но о них — ниже. Интересно другое. Не будучи знакомы друг с другом, творцы легендарного Жития упорно повторяют одну и ту же версию: из ссылок Войно-Ясенецкого не раз возили в столицу на Лубянку (в некоторых изводах фигурирует «сам» Берия) и предлагали отказаться от сана.
Шофер Рахманов, возивший архиепископа в Крыму, вспоминает со слов Владыки, что следователи стучали на него кулаками и требовали: «Сними рясу и будешь у нас в Кремле врачом». По другой версии, в награду за отступничество Войно-Ясенецкому обещали положение директора института хирургии и даже звание академика. Нет дыма без огня: очевидно, кое-кто в 30–40-е годы именно так и становился академиком. Но Лука ни на какие компромиссы не шел. По словам Рахманова, он будто бы даже отвечал своим гонителям, что не оставит веру, если даже его положат на раскаленную сковороду. «Я не могу раздвоить себя». Непримиримость раздражала чекистов: Луку засылали все дальше и дальше.
Зато среди сибиряков, верующих и просто пациентов, получивших исцеление из его рук, слава ссыльного епископа год из года возрастала. Ему старались угодить чем только могли: подарками (которые он, как правило, возвращал), поясными поклонами при встрече на улице. Туруханские крестьяне, по преданию, подавали Луке покрытые красным ковром сани, чтобы провезти его несколько кварталов от больницы до церкви. А енисейские речные капитаны перевозили научные рукописи Войно-Ясенецкого. Рукописи эти, как говорят, попали потом даже за границу.
Начало второй мировой войны застало Войно-Ясенецкого в третьей ссылке. Удалось записать несколько вариантов мифа о том, как епископ-хирург стал вдруг «persona grata». Одну версию сообщил бывший заключенный-лагерник, вторую — писатель, третью — ученый. Заключенные на Колыме представляли себе это событие так:
«Перед войной епископ сидел в одном из восточных лагерей. На второй день после начала войны он написал письмо на имя Сталина: «Хочу отдать свои силы на излечение раненых солдат и командиров». Очень скоро от Сталина пришла телеграмма: «Войно-Ясенецкому присвоить генеральское звание, одеть его согласно чину и направить командовать всеми госпиталями Сибири». В лагерной швальне быстренько сшили епископу китель, а сапог и брюк нужного фасона почему-то под рукой не оказалось. Так епископ и ходил по зоне: в кителе с генеральскими звездами, в ватных зэковских штанах и «танках» подшитых резиновыми покрышками грубых ботинках. При встрече с этой странной фигурой начальник лагеря, чином майор, вытягивался во фрунт. Это очень развлекало заключенных: «Во дает, крестик!» — кричали они, от души потешаясь над униженным начальством».
![«Мы — там и здесь» [Разговоры с российскими эмигрантами в Америке]](/uploads/books/images/b5/b580faa0aa2fe66b2e4ab892819ebb47d23cc222.jpg)
