14 мая 1990 года в исполкоме Моссовета было зарегистрировано объединение «МЕНАТЕП» с уставным фондом в двести тысяч рублей. В объединение вошли: ЦМНТП, Коммерческий инновационный банк научно-технического прогресса и несколько кооперативов.
Генеральным директором объединения стал 27-летний Михаил Ходорковский. К концу 1990 года объем капиталов банков, созданных при участии «МЕНАТЕПа», составил свыше миллиарда рублей. «Наши цели ясны, задачи определены — в миллиардеры», — писали Ходорковский и Невзлин в «Человеке с рублем». Цель, заявленная в книге, была достигнута. Они заработали свой миллиард, правда, пока рублевый.
В декабре 1990 года «МЕНАТЕП» начал эмиссию акций. По июнь 1991-го были проданы акции на общую сумму 1458 миллионов рублей.
Это вызвало много нареканий. Дело в том, что законов, регулирующих выпуск акций, тогда еще не существовало. И акция «МЕНАТЕПа» по сути, являлась векселем, то есть долговым обязательством. Еще один упрек заключается в том, что продавались акции по всей стране, а выкупались назад только в московском офисе. Так Владимир Перекрест в книге «За что сидит Ходорковский» рассказывает душераздирающую историю ташкентского пенсионера Нечаева, который смог вернуть свои деньги только в 1994 году.
«Пиар-кампанией по продаже акций занимался Сурков, — рассказывает мне Леонид Невзлин. — И он лучше меня знает, как и что происходило. Он работал автономно и по этому поводу выходил на Ходорковского.
Насчет того, что они не были ничем обеспечены, выкупались только в Москве, а перед тем продавались по всей России, я думаю, что это в чистом виде неправда. Другое дело, что они в основном и продавались в Москве. Это было организационно легче. Но продавались и по всей России. Я не помню в дальнейшем большого стремления эти акции продавать или хоть какие-то конфликты или проблемы, с этим связанные.
Себя я помню только как одного из участников или ведущих акционерных собраний в банке «МЕНАТЕП». Например, с концерном «Заря».
Но чтобы акции выкупались только в Москве, я не помню. Тогда был бы скандал, а скандала не было. Проблемы с держателями акций появились в результате Гайдаровской реформы и были следствием общей ситуации. Обеспеченность резко упала из-за девальвации рубля».
У меня тогда было несколько акций «Гермес-Союза», и я помню очереди за дивидендами. Последние честно выплачивали. Но потом никто не мог эти акции продать. Бумаги, по которым дивиденды получены, вообще не котировались на бирже.
«Это не касалось «МЕНАТЕПа», — заметил Леонид Борисович. — Для нас это вопрос репутационный, к чему мы относились крайне серьезно. Прошу обратить внимание: мы были первыми. Вообще первыми. Мы просто всю эту юридическую, организационную и пиаровскую часть прошли сами. И первыми — для себя и для всех».
И еще одно замечание в оправдание господина Суркова. В июне 1991 года мы жили в стране СССР, и Ташкент был на ее территории. А через год, в 1992 году, когда пенсионер Нечаев решил вернуть деньги, этой страны уже не было, и его родной город оказался за границей. Экономические связи были разрушены, и неудивительно, что из независимого Узбекистана исчезли офисы «МЕНАТЕПа», если они даже там были. Вряд ли ныне уважаемый член Президентской администрации мог предвидеть такой расклад, когда рекламировал акции «МЕНАТЕПа».
В 1990 году Ходорковский и Невзлин стали советниками премьера РСФСР Ивана Силаева. Когда Ходорковский руководил центром научно-технического творчества молодежи, Силаев был заместителем председателя Совмина СССР и отвечал за это направление. Там они и познакомились.
«Это была история грандиозного успеха, и политического тоже — вместо всех этих пышнотелых партийных заседаний, мы были с Ходорковским эдакое «будущее Родины», — вспоминал Леонид Невзлин в интервью Наталье Мозговой. — Мы вносили предложения, их рассматривали, Ходорковский один раз ходил с экономической реформой к Горбачеву, понравился, тот сказал: «Умный мальчик». К Ельцину ходили…»
Летом 1991 года Ходорковский и Невзлин стали членами только что организованного в Москве клуба молодых миллионеров.
