Среди просто любопытных оказывались и подлинно сопереживающие люди, как, например, пожилой доктор, работавший в больнице консультантом. Не утративший сострадания за длительную врачебную практику, он не только заинтересовался моим случаем, но и предложил оригинальную схему лечения. Он провел у моей кровати всю ночь, вселял в меня надежду на выздоровление, не стесняясь, молился, а главное, не покинул меня даже тогда, когда предложенная им схема лечения была отвергнута.
Встреча с ним стала новой удачей в череде мрачных событий, сопровождавших послеоперационный период. Скорее всего, именно он заложил в мое подсознание установку на выздоровление.
И даже когда мозг отказывался вести борьбу, сдаваясь под напором неблагоприятных обстоятельств, где-то там, внутри, происходило что-то неведомое, не поддающееся пониманию. В этом пограничном состоянии между жизнью и смертью, когда я терял сознание, таинственное и неведомое нечто продолжало сопротивляться наступлению смерти.
Сомневаюсь, что описанный феномен понятен докторам. Иначе они не обозначили бы его в выписке из истории болезни как психоз. Интересно, как можно определить психоз у человека, который не может сказать ни слова, да к тому же руки и ноги которого крепко привязаны к кровати?
Разрезанный почти от одного уха до другого, я, естественно, не мог не реагировать на болевые ощущения от зашитой, но чудовищной раны. Видимо, подобная реакция и воспринималась как психоз, и тогда удобно было успокоительными уколами добиться, чтобы больной вообще не шевелился и не подавал признаков жизни. После этого к нему можно и не подходить.
Возможно, я слегка утрирую, но на такие мысли натолкнули наблюдения за одним из моих соседей, находившимся несколько дней без сознания после операции. Любой его стон, любое движение почему-то сильно раздражали дежурных медсестер. Да, вид у него был довольно непривлекательный, но не могло же это вызывать негативную реакцию из смены в смену. Всем хотелось как следует успокоить пациента, чтобы реже подходить к нему. Так легче, так привычнее. «Психоз» и, как следствие, лошадиная доза седативных средств. Отличный выход! Спокоен пациент, спокоен и врач. Идет лечение.
Хотел бы я посмотреть на реакцию штангиста, если бы перед решающей попыткой, когда требуется полное напряжение всех физических и нравственных сил, ему предложили бы успокоительное лекарство. А ведь в таких случаях состояние спортсмена действительно напоминает психоз.
Бесконечно благодарен Человеку, всю ночь просидевшему около моего изголовья, неравнодушного к чужим страданиям. Даже теперь, когда страшные дни уходят все дальше и дальше, я вряд ли в полной мере могу оценить подвиг врача, отдавшего для спасения моей жизни много нравственных сил.
Казалось бы, за долгие годы профессиональной практики он должен был привыкнуть к страданиям обреченных. Но какая-то искра, так и хочется назвать ее Божьей, проскочившая между ним и почти безжизненным пациентом, заставила его остановиться около моей кровати, ощутить практически неосязаемую способность к борьбе за жизнь в моем организме и попытаться реализовать ее на практике.
Подобно талантливому музыканту, способному извлечь из инструмента такие звуки, которые не подвластны его собратьям по искусству, так и врач по призванию, по зову сердца, видимо, лучше всех современных приборов может ощутить едва уловимые сигналы, идущие от больного.
Недаром великий Авиценна еще тысячу лет назад говорил: «А органы и их полезные функции врач должен познавать при помощи внешних чувств и анатомии».
Еще раз напомню, я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, не мог говорить, постоянно терял сознание. И все-таки чудо-доктор остановился около меня. Тогда для него перестали существовать рамки рабочего дня, конфликт с моим лечащим врачом, вся земная суета, которой часто заполнено наше якобы кипучее существование.
