В Эдем он приехал для подобной же спекуляции, но передумал и собирался уезжать. Перед незнакомыми людьми он любил выступать в роли защитника свободы, а на деле был убежденный сторонник линчевания и рабства негров и неизменно рекомендовал и в печати и устно «смолу и перья» для всякой непопулярной личности, расходившейся с ним во взглядах. Он называл это «насаждать цивилизацию в диких лесах моей родины».
Не может быть сомнения, что Чоллоп водрузил бы свое знамя и в Эдеме, наказав Марка за его вольные речи (ибо истинная свобода нема, когда не хвастается), если бы в поселке не царило такое крайнее уныние и упадок и если б сам он не собирался уезжать. Он только показал Марку один из своих револьверов и спросил, что он думает об этом оружии.
— Не так давно, сэр, я застрелил из него человека в штате Иллинойс, — заметил при этом Чоллоп.
— Неужели застрелили? — без малейшего волнения сказал Марк. — Что ж, вы поступили… очень свободно и очень независимо.
— Я застрелил его, сэр, — продолжал Чоллоп, — за то, что он утверждал в трехнедельной газете «Спартанский портик», будто бы древние афиняне раньше нас выдумали демократическую программу.
— А что это такое? — спросил Марк.
— Только европейцы этого не знают, — ответил Чоллоп, мирно покуривая трубку, — одни только европейцы. Посвятив некоторое время восстановлению магического круга, Чоллоп возобновил разговор, заметив: — Вы все еще не чувствуете себя в Эдеме как дома?
— Нет, не чувствую, — ответил Марк.
— Вам не хватает налогов вашей родины. Быть может, налогов на дома? — заметил Чоллоп.
— И самих домов, пожалуй, — сказал Марк.
— Здесь нет налогов на окна[110], — заметил Чоллоп.
— Да ведь и окон тоже нет, — сказал, Марк.
— Нет ни решеток, ни тюрем, ни плах, ни дыбы, ни эшафотов, ни пыток, ни позорных столбов! — сказал Чоллоп.
— Ничего, кроме револьверов и ножей, — возразил Марк. — А что это такое? Мелочь, не стоит и разговаривать.
В это время к дому подошел, с трудом волоча ноги, человек, которого они встретили в первый вечер на пристани, и заглянул в дверь.
— Ну, сэр, — спросил Чоллоп, — как вы поживаете? Поселенцу было трудно даже двигаться, и он так и ответил.
— Мы тут поспорили немножко с мистером К>о, — заметил Чоллоп. — Я думаю, не мешало бы его как следует проучить, чтобы не равнял Старый Свет с Новым!
— Да, действительно, — отвечала несчастная тень.
— Я только заметил, сэр, — сказал Марк, обращаясь к этому новому посетителю, — что место, где мы с вами имеем честь жить, кажется мне болотистым. А как ваше мнение?
— Иногда здесь бывает сыровато, по-моему, — отвечал поселенец.
— Но не так сыро, как в Англии? — свирепо глядя на него, спросил Чоллоп.
— Нет, конечно, не так сыро, как в Англии, — не говоря уже об ее учреждениях.
— Надеюсь, любое болото в Америке утрет нос этому дрянному острову, — резко возразил Чоллоп. Вы начисто, решительно и окончательно расплатились со Скэддером, сэр? — обратился он к Марку.
Тот ответил утвердительно. Мистер Чоллоп подмигнул своему соотечественнику:
— Ловкач этот Скэддер, а? Идет в гору, сэр! Такой человек куда угодно влезет, а?
Мистер Чоллоп опять подмигнул своему соотечественнику.
— Будь моя воля, он залез бы очень высоко, — сказал Марк, — пожалуй, на самую верхушку хорошей, высокой виселицы.
Мистера Чоллопа так обрадовала ловкость его достойного соотечественника, который сумел надуть англичанина, и так насмешило недовольство последнего, что он разразился громким восторженным хохотом. Но еще более дико было видеть проявление того же злорадства в другом человеке; замученная болезнью, разбитая, жалкая тень так веселилась, что, казалось, забыла о своей беде и, захлебываясь от смеха, твердила, что этот «Скэддер ловкач, он вытянул таким порядком немало денег у англичан, что верно, то верно».
Досыта посмеявшись этой шутке, мистер Ганнибал Чоллоп опять принялся за трубку и за восстановление магического круга плевков, очевидно не собираясь ни разговаривать, ни прощаться; судя по всему, он разделял достаточно распространенное заблуждение, что если свободный и просвещенный гражданин Соединенных Штатом вздумает обратить чужой дом в плевательницу часа на два, на три, то этим только выразит утонченный такт, внимание и вежливость и очень обяжет хозяев. Наконец он поднялся с места.
