Она улыбнулась, сверкнули её блестящие зубы.
– Знаете, дядюшка, пока я ехала в вашем автомобиле, я притворилась такой уставшей, томной, словно мне давно осточертела вся эта роскошь. О, я отлично провела время.
Жижи швырнула в угол свою шляпку, рассыпавшиеся волосы закрыли её виски и щёки. Взобравшись на высокий табурет, она подтянула колени к подбородку.
– Как дела, дядюшка? Вид у вас неважный. Хотите, перебросимся в пикет? Сегодня воскресенье, мама весь день в театре. Неужели вы съели все мои леденцы? Нет, дядюшка, так дело не пойдёт. Надеюсь, вы хотя бы купите мне новые.
– Жильберта, веди себя прилично, – набросилась на Жижи госпожа Альварес. – Сейчас же опусти ноги. Ты думаешь, у Гастона есть время заниматься твоими леденцами? Одёрни юбку. Хотите, Гастон, я отправлю Жижи в её комнату?
Лашай-младший как заворожённый смотрел на истрёпанную колоду карт, которую тасовала Жильберта, и в душе его почти неудержимое желание расплакаться боролось с желанием немедленно рассказать о всех своих несчастьях, подремать в старом кресле и сыграть в пикет.
– Не ругайте малышку, тётушка. Мне так хорошо у вас. Даже дышится свободнее. Жижи, давай сыграем на десять кило сахара.
– Ешьте сами ваш сахар! Я предпочитаю конфеты.
– Конфеты и сахар – это одно и то же. Только сахар здоровее.
– Вы говорите так, потому что сами его делаете.
– Жильберта, ты забываешься!
В печальных глазах Гастона Лашая мелькнула улыбка.
– Пусть, пусть говорит, тётушка… На что же ты хочешь играть, Жижи? Может, на шёлковые чулки?
Большой детский ротик Жильберты недовольно скривился.
– Брр, от этих шёлковых чулок я вся чешусь. Знаете, чего мне хочется?..
Она задумчиво посмотрела вверх, морща свой курносый носик, склонила набок головку, тряхнула волосами, перебросив их с одной щеки на другую.
– Мне хочется корсет «Персефона» зелёного цвета с подвязками рококо, расшитыми розами… А лучше всего – нотную папку.
– Разве ты занимаешься музыкой?
– Нет, но мои подружки по курсам носят в нотных папках тетради, и все думают, что они учатся в Консерватории.
– Жильберта, ты ведёшь себя бестактно, – вмешалась госпожа Альварес.
– Ты получишь папку и леденцы. Сдавай, Жижи.
Минуту спустя известный сахарный магнат Лашай-младший уже горячо обсуждал ставки. Его монументальный нос и чёрные глаза ничуть не смущали партнёршу. Жижи облокотилась на стол, так что плечи её оказались вровень с ушами, её синие глаза блестели и щёки горели румянцем, она была похожа на подгулявшего пажа. Оба играли увлечённо, вполголоса переругиваясь. «Молоко оближи, прежде чем козырять», – бросал Лашай. «Сейчас мы хлопнем по чьему-то вороньему клюву», – отвечала Жижи. Мартовские сумерки опустились на узкую улочку.
– Не сочтите за намёк, Гастон, но уже половина восьмого, – сказала госпожа Альварес. – Я ненадолго отлучусь, чтобы позаботиться об ужине.
– Половина восьмого! – воскликнул Лашай. – Да ведь я должен ужинать у Ларю вместе с Дионом, Фей-до и младшим Барту. Сдавай последний раз, Жижи.
– А сколько их всего, этих Барту? – спросила Жильберта.
– Двое. Старший красавец, младший похуже, но он-то как раз самый из них известный.
– Это несправедливо, – заявила Жильберта. – А кто такой Фейдо?
Лашай от удивления выронил карты.
– Вот это да!.. Ты что, не знаешь Фейдо? Ты когда-нибудь ходишь в театр?
– Очень редко.
– Ты что, не любишь театр?
– Не особенно. Бабушка и тётя Алисия считают, что театр отвлекает от серьёзных проблем. Только не говорите бабушке, что я вам об этом рассказывала.
Она подняла обеими руками копну волос и со вздохом отбросила её обратно на плечи.
– Уф! Как же мне жарко от этой гривы.
– А что они называют серьёзными проблемами?
– О! Их очень много, все я и не припомню. К тому же тут они не всегда согласны друг с другом. Бабушка всё твердит мне: не читай романы, от них портится настроение. Не пудрись, от пудры портится цвет лица. Не носи корсет, он портит фигуру. Не глазей на витрины. Не знакомься с родителями своих подруг, особенно с отцами, когда они забирают дочерей после занятий…
Она говорила быстро, слегка задыхаясь, точно набегавшийся до упаду ребёнок.
