Важный отличительный признак его — бивни, гигантские клыки, развитые на верхней челюсти и выступающие по углам рта. Бивнями обладают и самцы, и самки. У взрослых зверей они достигают семидесяти — восьмидесяти сантиметров в длину и более четырех килограммов веса каждый. Молодые моржи покрыты буровато-коричневой шерстью. С возрастом она рыжеет редеет, и кожа становится почти совсем голой. Интересно, что цвет моржовой шкуры непостоянен. Животное, которое провело много времени в воде, кажется синеватым. После того как морж хорошо прогреется на солнце и его кровеносные сосуды расширятся, он становится рыжевато-розовым. Шея и грудь старых самцов к тому же почти сплошь покрыты шишками размером с человеческий кулак, многочисленными рубцами и шрамами — следами сражений с соперниками.
Среди многих вопросов, невольно возникающих при виде моржа (так же как и единозуба), первым встает вопрос о назначении его бивней. Быть может, это оружие, средство самообороны? Но в высоких широтах у моржа нет врагов. Белые медведи, за редким исключением, нападать на них не отваживаются. У южных пределов Арктики встречаются хищные киты-косатки, и в открытом море они, по-видимому, охотятся на моржей (хотя их взаимоотношения выяснены еще недостаточно). Однако и здесь моржи лишь пытаются скрыться, не помышляя о самообороне при помощи бивней. Следовательно, в обычных условиях бивни моржа вовсе не орудие защиты, хотя раненые звери иногда пускают их в ход, нападая на шлюпки и байдары зверобоев. Высказывалось даже мнение, что бивни — своего рода грузила, облегчающие моржам ныряние на большую глубину. Но ведь эти «грузила» не остаются на морском дне, а при подъеме на поверхность они затрудняют движение в той же мере, в какой облегчают ныряние. К тому же груз в несколько килограммов не может заметно облегчить громадному животному спуск под воду.
Морж нередко использует бивни, забираясь на высокие льдины или скалы, пускает их в ход, сражаясь с соперником; он способен разбивать ими нетолстый слой льда, намерзший в разводьях, но все это второстепенно. Главное же назначение бивней — перепахивание морского дна при кормежке.
Однажды (дело происходило на Новосибирских островах) мне пришлось стать очевидцем интереснейшего зрелища. Стоял тихий солнечный день, в большом разводье под берегом то и дело показывались головы крупных моржей. Решив, что они кормятся, я поспешил к морю и лег на край льдины. В прозрачной воде, особенно в полосе тени от льдины, при глубине не более десяти метров движения животных были достаточно хорошо видны. Догадка подтвердилась: моржи действительно кормились.
В поле моего зрения почти постоянно находился один, а то и два-три исполина; вели они себя одинаково. Провентилировав над водой легкие и набрав в них очередной запас воздуха, морж почти отвесно уходил ко дну и тотчас принимался за его распашку. Бивни животного временами полностью скрывались в грунте; морж при этом энергично двигал шеей, оставаясь на одном месте, или плыл. Когда он выворачивал бивнями большие пласты грунта, вокруг него поднималось облачко мути. Проложив борозду в два-три метра длиной, а иногда и более длинную, морж затем совершал движения, смысл которых для меня первое время оставался неясным. Вытянув перед собой, как руки, передние ласты и потирая ласт о ласт, он начинал подниматься, оставляя след в виде полосы мути. Однако, не достигнув поверхности, морж опускал ласты и вновь нырял на глубину, часто поворачивая при этом шею и что-то вылавливая в толще воды.
Пытаясь разобраться во всем этом, я вспомнил: исследователей издавна удивляло, что желудки убитых моржей, как правило, бывают набиты мякотью моллюсков, иногда настолько хорошо сохранившейся, что по ней удается определить даже виды, к которым они относятся. В то же время в желудках не встречаются остатки известковых раковин. Каким образом морж ухитряется за короткое время не только собрать под водой так много корма (подчас более десяти килограммов), но и столь тщательно очистить его, не повредив нежных частей моллюсков? Это оставалось загадкой.