— А не надо капитану позвонить? — спросил Растопчин у парней, выходя из ванной комнаты. — Заподозрит неладное. Мыслимое ли дело, отыграно столько денег, а благодетелю — ни «до свидания», ни «спасибо».
— Тебе-то что за печаль? — огрызнулся Григорий.
— Не только вас он будет крутить, если я бесследно исчезну. Будет и меня доставать. В Москве. Я эту породу хорошо знаю, — заверил парней Растопчин. — А мне желательно поставить сегодня же точку и больше никогда к сей занимательной истории не возвращаться.
— У тебя есть его телефон?
— Да, он своей рукой изобразил.
— Пойди на балкон, проветрись, — сказал Санек. — Соскучился, небось, по свежему воздуху. И дверь прикрой, как следует. Мне кое с кем посоветоваться надо. Возможно, ты прав, — Санек снял трубку с телефонного аппарата.
Растопчин нашарил в карманах пачку сигарет и зажигалку, прихватил с кровати флягу и отправился на свежий воздух. Вот здесь я валялся, тело краем отпечаталось на снегу, глядел себе под ноги Андрей. Вот щели меж широких бетонных перил, пупырчатый пол, кусок черствого хлеба, не съеденный чайкой. Растопчин не приметил в небе ни одной птицы. Серая туча скрадывала вершины холмов. На безлюдный парк сыпала редкая мелкая крупа. Город затянуло пеленой. Фляга опустела. Андрей высвободил подбородок из-под мохнатого шарфа, закурил. Сегодня в три они постучат к Вячеславу, рассуждал Андрей, и покажут капитану бумагу из нотариальной конторы. Без сомнения, он почует, что дело не чисто. Но: или закроет глаза на внезапный отъезд Растопчина и доложит начальству вот документ, все в порядке… Или заведется — кто все же, мать вашу так, истинные хозяева в гостинице? А уж Растопчин Вячеславу поможет! И Лейле поможет. И себе. В ногах будут валяться, размечтался Андрей. Алкоголь шумел у него в голове. На блюдечке с каемочкой деньги принесут. А также компенсацию за «воздушные ванны» и удар в пах. Растопчин заглянул в номер через окно. Санек сидел под лампой, говорил по телефону, что-то записывал на листе бумаги из той стопочки, которую Растопчин привез в Ялту, собираясь поработать над тезисами к лекциям. Санек положил трубку на аппарат, постучал по стеклу, поманил Андрея заходи, мол. Андрей подчинился.
— Напишешь ему записку, — приказал Санек. — Мы передадим. Бери ручку, я диктую.
Андрей поискал ручку во внутреннем кармане пиджака, в других карманах, виновато улыбнулся.
— Глаза разуй, пьянь, — обругал его Григорий. — Все на столе, перед носом у тебя.
Текст был незамысловат: «Вячеслав! Инцидент исчерпан. Деньги мне возвращены сегодня утром в нотариальной конторе. В три к тебе кое-кто зайдет (по моей просьбе), и ты во всем убедишься сам. Здесь меня теперь ничто не держит, а в Москве масса дел. Спешу в аэропорт, не хочу терять в Ялте еще целые сутки. Благодарю за помощь. Андрей Растопчин». Санек закончил диктовать текст, проверил его, передал. Григорию.
— Шито белыми нитками, — заявил Растопчин. — Порядочные люди так не благодарят. Ведут в кабак, вручают гонорар. На вашем месте я бы отстегнул капитану хоть несколько сотен долларов. Якобы от меня. Картина выглядела бы куда правдоподобнее.
— Осмотри помещение, Григорий, — проворчал Санек. — Не оставь фляжку. Спасибо этому дому, пора к другому.
Растопчин вел себя смирно, его конвоиры могли быть довольны — спокойно сдал дежурной ключ от номера и даже пошутил с кассиром, когда платил за междугородные телефонные переговоры…
Утро выдалось ненастное, серое, сырое. Море молчало, ветер с берега сбивал волну. На плитах площади таяла под шинами и подошвами корочка льда. Григорий указал на зеленую «Таврию». Андрей устроился на заднем сидении, и его повезли в город. Если удастся мгновенно «вырубить» Санька, подремывал Андрей, то Григорий окажется в чрезвычайно тяжелом положении — ко мне спиной, за рулем на оживленной и мокрой трассе. Рискнуть, что ли? И, если ладонью точно угадать по сонной артерии водителя, справиться с ним будет не так уж и сложно, подзуживал себя Растопчин. Но куда понесет машину?
«Таврия» промчалась по Массандре и соскользнула в город.
— Я должен ознакомиться с текстом расписки заранее, — потребовал Растопчин. — Мало ли как там дело повернется. Не выяснять же мне на месте, to я подписываю или не то.
