В Новом Свете он жил как у Христа за пазухой: купался, копался в песке на пляже, а домой возил с пляжа на игрушечном грузовике камни. Возил старательно, таща в гору за собой грузовичок. После этого обедал и мирно спал. Занавеска в проеме открытой двери чуть колыхалась на слабом теплом ветру. Егор проявлял знания и интерес к посадкам, которые делала наша хозяйка в своем огородике. А знал Егор огородно-садовое дело благодаря своей бабушке Галине Константиновне, бабе Гале, с которой он проводил лето на даче в Вологде и в деревне под Вологдой.
Уезжали мы в двадцатых числах сентября. Рейс был рано утром, часов в пять. Ночь Татьяна с Егором провели в аэропортовской гостинице, а я с сокурсником Петей Кулишем болтался по аэропорту. Нам до последнего не хотелось будить Татьяну и Егора. Наконец мы подошли к гостиничному номеру и робко постучали в дверь. Дверь тотчас открылась – за ней стоял одетый, готовый к дороге Егор с ясными глазами и хорошим настроением.
Татьяна с Егором полетели в Ленинград, а я – в Сухуми на конференцию по фотохимии. В конце сентября в Крыму становилось прохладно, а в Сухуми еще стояла нежная теплая погода, было обилие фруктов, хороший турецкий кофе на пляже.
Тогда в Сухуми я столкнулся с интересным примером различия российского и грузинского менталитетов. В то время проблема билетов, железнодорожных и авиа, была очень острой, особенно в пик курортного сезона. Поэтому организаторы конференции заранее попросили участников приезжать, имея обратные билеты. Но многие, примерно 50-100 человек, таковых не имели и обратились к организаторам за помощью. Гостеприимные организаторы обещали сделать все возможное, чтобы помочь. Просители собрались в очередь и, как тогда было принято, составили список. Через некоторое время очередники, разгневанные «плохой работой оргкомитета и невыполнением обещания», гневно штурмовали оргкомитет, требуя обещанные, как им хотелось верить, билеты. Организаторы конференции были явно обескуражены тем, что оказались в роли виноватых. В конце концов оргкомитет, вывернувшись наизнанку и использовав всесильные на Кавказе знакомства, сумел организовать спецрейс в Москву.
К тому времени физический факультет Университета собрался переезжать в Петергоф. Ездить туда мне не хотелось. Кроме того, я чувствовал, что фундаментальная физика – не мой конек, не то, что у меня естественно получается. Да и зарплата была весьма скромной. По этим причинам я стал искать другое место работы. Я побывал на кафедре физики Военно-медицинской академии, в Институте Пастера, в Институте синтетического каучука. В конце концов с помощью Ирины Владимировны Недзвецкой я нашел место доцента на кафедре физики в Гидрометеорологическом институте, где и проработал потом почти тридцать лет. Переход на должность доцента в моем сравнительно молодом возрасте был удачей, тем более что я не был членом партии.
Как тогда полагалось, мне сразу дали общественную нагрузку – я стал заместителем декана по работе в общежитии на улице Стахановцев. Для начала я его посетил. Обход начался с занюханной комнатенки вахтера. Далее шли коридоры, окрашенные тоскливой зеленой краской, кухни с замызганными газовыми плитами без единой пластмассовой ручки на газовых краниках. Особенно плохо приходилось девушкам – с душем были большие проблемы. Раньше я часто бывал в студенческом общежитии Университета, в гостях у Татьяны. Было там небогато, но все-таки это был дом.
Я решил начать с улучшения бытовых условий. Об этом я и сказал на встрече с институтским начальством. Очень активно мне возражал заведующий кафедрой марксизма-ленинизма К. 3. Он кричал, что я не обратил внимания на главное – состояние наглядной агитации в общежитии, а хочу заняться второстепенным – бытовыми вопросами. В этот момент я, видимо, представлялся ему классовым врагом, носителем идеологической заразы. Много позже вскрылось участие К. 3. в денежных махинациях, началось расследование, и он скоропостижно скончался от инфаркта.
Другое возражение было несколько неожиданным, но оно оказалось во многом верным. Проректор по хозработе сказал, что студенты сами создают разруху. В подтверждение он при мне поставил новые ручки на все газовые краники. На следующий день я увидел, что ручки опять сняты или разбиты. Самое интересное и непонятное состояло в том, что эти ручки сами по себе не представляют никакой хозяйственной ценности. Спустя сорок лет, беседуя со студенткой Алтайского университета, я узнал, что у них в общежитиях газовые плиты тоже стоят без краников. Через десятки лет за несколько тысяч километров от Ленинграда-Петербурга – та же картина!
