Давно позабытые чувства вспыхнули вновь. Вспомнилась та неделя, которую он провел с ней наедине, затерявшись в святилище маленькой спальни. Келли, пережив песчаные бури и танковые сражения в пустынях к югу от Багдада, решил побыть неделю в Риме перед возвращением в Ричмонд. «Небольшая остановка, чтобы заправиться», — сказал он матери по телефону, и она посоветовала ему гостиницу «Хасслер». Уютная старосветская атмосфера гостиницы оказалась прекрасным лекарством от военных ран.
Это была его вторая ночь в Риме. Он ужинал в одиночестве в «Ля Карбонара», оживленной траттории, которую обнаружил на площади Пьяцца Кампо дель Фиоре. И в тот самый час молодой американский армейский капитан в первый раз увидел эту красавицу. Она работала в кухне, нарезая салями за массивным деревянным столом, и каждый раз, когда кухонная дверь качалась внутрь или наружу, он отчаянно пытался попасться ей на глаза.
В теплом, дымном свете кухни, наполненной лихорадочными поварами, помощниками поваров и официантами в черных сюртуках, она выглядела безмятежной, и, если не брать во внимание мерцающий в ее руке нож, даже ангелоподобной.
Она посмотрела на него, когда официант входил на кухню с подносом пустых тарелок; и он поймал ее взгляд, когда в дверь прошел другой, неся на подносе тарелки с дымящейся вермишелью. Наконец, последовала первая улыбка. Он не помнил, да и ему было все равно, кто улыбнулся первым. Он влюбился. И сначала думал, что она немного влюблена в него тоже.
«Кровь все еще бурлит», — сказала она ему после их первого раза. Это произошло вечером после двух или трех бутылок «Кьянти» в таверне в Тестевере. Она была легкоранима и склонна к внезапному гневу. Первый урок, который усвоил Патрик, заключался в том, что езда на танке «Абрамс M1-A» по иракским минным полям была детской игрой по сравнению со шрапнелью женских чувств, которая может убить любого.
Когда Франческа, спросив своего любовника о наградах, узнала, что они получены за недавние боевые действия в Персидском заливе, ее глаза вспыхнули праведным гневом.
Это закончилось ужасной ссорой, как раз перед его возвращением в Ричмонд. Он предложил невинный тост, поднимая бокал за павших товарищей из 100-й бронетанковой дивизии.
— Выпьем за нас, за нашу победу, — заявил Келли. — Нет никого лучше нас, и так много тех, кто хуже!
Она опустила бокал и, криво улыбнувшись, опрокинула его на белую льняную скатерть. Стол пропитался вином, словно кровью.
— Кровь все еще бурлит, — сказала она, пристально глядя на расползающееся пятно темно-красного цвета. — Эта война не закончена. Она только начинается.
Патрик внимательно посмотрел в ее глаза и понял, что по-настоящему видит ее впервые.
— Расскажи о себе, — попросил он, и она рассказала.
Ее отец, будучи владельцем «Ля Карбонара», был римлянином в шестом поколении. Мать — сирийкой. Франческа выросла на задворках Дамаска. Ее родители всегда конфликтовали, обуреваемые яростными политическими и религиозными предубеждениями. Она слушала обе стороны и окончательно и бесповоротно решила примкнуть к матери в ее священной ненависти к нечестивым потугам капиталистических империалистов подчинить себе мир. Теперь ее бедная мать была мертва. Франческа ожесточилась и уверилась в том, что плохое обращение с ней отца было связано с его религией.
Тогда Келли решил, что после того как он исполнил свой долг в Заливе, где многие из его друзей погибли, якобы защищая свободу, ему не нужна неистовая исламская фундаменталистка в кровати. Они разошлись. Он больше не встречал Франческу. До этих пор.
Теперь, когда он вышел на балкон, его мозг был наполнен только воспоминаниями о ее теле в различных позах и игре света в старой кровати. Он почувствовал, как ускорилось сердцебиение.
— Франческа, — сказал он спокойно, сделав ударение на первом слоге, и она обернулась. Мягкий свет садовых фонарей на ее изящном лице, голых плечах и полуобнаженной груди был невыносимо жесток к давно женатому и очень счастливому в браке мужчине.
— Милый? — произнесла она, блистая своими большими, словно у олененка, карими глазами. — Да, это ты. Танк. Мой великий американский военный герой! Ну же, любовь моя, подойди ко мне! Разве командир танка больше не хочет поцеловать своего старого друга?
