Зина и раньше готовилась к концертным выступлениям в клубе, но это не мешало ей проводить с Леонидом целые вечера.
- Она любит тебя, Леня, - попробовала Наташа утешить задумавшегося брата. - Только, наверно, она все еще сердится за то, что ты уехал тогда с Тыкмаревыми. Может быть, даже ревнует к Лильке. Попроси у нее завтра прощания. Скажи: "Зина, прости меня. Больше никогда в жизни не случится ничего подобного!" Ручаюсь, что она сразу простит. Я на ее месте моментально бы простила.
Вообще в семье Карасевых друг на друга долго не сердились. После гневной вспышки Федора Ивановича в памятный нам вечер отец и сын помирились на другое же утро. Догадывался ли Федор Иванович теперь о состоянии сына или нет, но только спросил:
- Что, молодец, невесел, головушку повесил?
- Так, папа...
- Ой, так ли?
2.
За широким поясом огородов, километрах в шести от поселка, начинается вековой широколиственный лес, длинной полосой протянувшийся вниз по течению Тавры. Места здесь - одно красивее другого. Посмотришь - так кажется, ничего лучше не сыщешь, а пройдешь по берегу полкилометра - снова ахнешь. На утренних и вечерних зорях и в будни рекою и ее берегами владеют пенсионеры-рыболовы да ребята школьники, отдыхающие от премудростей арифметик, алгебр и синтаксисов, зато в выходные дни приезжает, приплывает и приходит сюда народу тьма-тьмущая.. Рабочие и работницы завода "Сельмаш" и фабрики "Плюшевая игрушка" приезжают организованно - с буфетами, радиолами, а "Сельмаш" иной раз и с духовым оркестром. В дни массовых гуляний от поселка до леса с утра курсируют заводские автобусы и оборудованные скамейками грузовики. У кого есть собственный транспорт, приезжает на нем. Куда ни глянешь, прячутся под деревьями "Победы", "Москвичи", мотоциклы, а сколько лежит на траве велосипедов - не счесть! Приехав, все устраиваются по собственному вкусу: одни собираются компаниями, другие отдыхают в семейном кругу, молодежь теснится около танцевальных и спортивных площадок.
Любителям тишины и птичьего пения приходится забираться в лес подальше и поглубже: чуть ли не на пять километров по берегам Тавры звучит музыка, раздается стройное и нестройное пение, слышатся крики купающихся и шлепанье по мячам.
Карасевы расположились неподалеку от реки на уютной площадке, затененной кружевной зеленью дубов и кленов. Оставив "Москвича" под надзором Федора Ивановича и Анны Степановны, Леонид, Наташа и Зина пошли в глубину леса. Впрочем, Наташа скоро ушла, по ее словам, для того, чтобы посмотреть, как играют в волейбол команды механического и сборного цехов.
Оставшись вдвоем, Зина и Леонид некоторое время молчали.
- Здесь хорошо. Верно, Зина? - сказал, наконец, Леонид и взял ее за руку. Я хотел поговорить с тобой, Зина. Что с тобой случилось? Почему ты не заходишь к нам и стала такая... холодная? ;
Рука Зины была неподвижна.
- С чего ты это взял?
Спросила медленно, лениво, без волнения. "Разговаривает так, точно отвязаться от меня хочет", - подумал Леонид.
- Молчишь все время, точно думаешь о чем-то, чего сказать не хочешь. Раньше ты мне обо всем говорила.
- Какая была, такая и осталась.
- Нет... Помнишь, когда я собирался ехать за машиной, мы мечтали о прогулках, о поездках? О том, что побываем в Москве, на Кавказе... Ты сама предлагала заехать куда-нибудь далеко-далеко в лес и там, у реки, прожить вдвоем целую неделю Ты не забыла? Помнишь?
- Помню... Ребячество все это...
Мягкая рука Зины по-прежнему неподвижна и, может быть поэтому, кажется холодной. Леонид отпустил ее. Так и есть: Зина почувствовала облегчение.
- Ребячество! - повторила она. - Несерьезно, скучно, глупо... Ну, прожили бы неделю, а дальше? Леонид не скоро нашелся.
- Эту неделю мы были бы счастливы, а потом.. потом о ней осталась бы память на всю жизнь.
- И только?
- Чего же ты хочешь от жизни, Зина? Что нужно для того, чтобы ты была счастлива?
- Не знаю.
Леонид заметил, что Зина старается не встречаться с ним глазами. Помолчав, сказал:
- Ты очень переменилась и... больше не любишь меня.
- С чего ты взял? Ты мне по-прежнему нравишься...
