Следующим вызвали Харпера, а затем Льюиса — рассказать о том, как они обнаружили тело.
Инспектор Маллет, равнодушно слушая по второму разу ту же самую историю, получил своего рода мрачное удовлетворение, отмечая разницу в их поведении. Харпер предстал перед следователем таким же, как и до того перед ним, — сдержанным, отрешенным и хладнокровным; Льюис, напротив, был суетлив и взволнован. Он явно испытывал вульгарное удовольствие оттого, что в кои-то веки оказался в центре внимания, и был гораздо более озабочен тем, чтобы описать свои собственные переживания, ужас и изумление по поводу увиденного, чем прибавить что-либо полезное для следствия. Маллет знал, что он уже позволил проинтервьюировать и сфотографировать себя газетчикам, в отличие от Харпера, который сделал все, что было в его силах, чтобы избежать огласки. Рядом эти двое являли собой контраст, который для психолога — а каждый хороший детектив должен быть в какой-то степени психологом — не лишен интереса и, возможно, пользы.
Следователь посмотрел на часы. До сих пор он проявлял похвальную расторопность и очень старался закончить дело до обеда.
— Осталось всего два свидетеля, — сообщил он жюри. — Заслушаем их сейчас.
Члены жюри, изнывающие на жестких деревянных скамьях и мечтающие вырваться из зловонной атмосферы, нетерпеливо заерзали, но возражать не стали.
— Мистер Дюпин, — объявил судебный пристав.
Дюпин, выглядевший изможденным и задерганным, вышел вперед. Он нервно произнес присягу, держа Библию так, как будто боялся, что она его укусит, и сделал два-три глубоких вдоха, прежде чем ответил на поставленные ему вопросы.
— Ваше имя Гетор Дюпин? — спросил следователь.
— Да.
— И вы живете на Фиц-Джеймс-авеню в Сент-Джонс-Вуд, дом номер 98?
— Да.
— Вы — секретарь «Лондон энд империал эстейтс компани»?
— Да… то есть… да.
— Президентом которой был покойный?
Мистер Дюпин откашлялся, обнажил зубы в нервной усмешке и скорее вздохнул, чем проговорил:
— Да, был.
— Когда вы в последний раз видели мистера Баллантайна?
— Около пяти часов вечера в прошлую пятницу.
— Это было в конторе «Лондон энд империал эстейтс компани»?
— Да, я бы так сказал. — Мистер Дюпин поспешно поправился: — Точнее, это было на улице возле конторы. На тротуаре.
— Вы находились на тротуаре, возле конторы, вместе с ним?
— Нет. Я находился в конторе, у окна.
— Вы смотрели в окно и увидели, что он идет?
— Именно так.
— Вы видели, куда он направлялся?
— Нет, пожалуй что нет… Нет, определенно нет.
— У вас не было какой-то особой причины для наблюдения, как я полагаю?предположил следователь.
Мистер Дюпин пару раз сморгнул, прежде чем ответил:
— Нет, никакой особой причины не было.
— Он был в тот момент один?
— Да, один.
— У него было что-нибудь с собой?
— Только зонтик, больше ничего.
— Вы разговаривали с ним перед тем, как он ушел?
— О да, совсем незадолго до этого.
— И как вам показалось, мистер Баллантайн пребывал в нормальном физическом и душевном состоянии?
— Абсолютно нормальном, в том, что касается здоровья, — ответил секретарь. Потом, понизив голос, добавил: — Конечно, он был весьма обеспокоен деловыми вопросами.
— И как я полагаю, он обсуждал эти деловые вопросы с вами?
— Да. О да, обсуждал.
— Уходя, он сказал вам, куда направляется?
— Нет. Нет. Он был не слишком… не слишком общительным человеком, когда дело не касалось бизнеса.
— Мистер Баллантайн когда-нибудь упоминал в разговоре с вами о доме номер 27 по Дейлсфорд-Гарденз?
— Конечно нет.
— Благодарю вас, — сказал следователь, кивком показывая, что свидетель может идти.
Но у мистера Дюпина было еще что сказать.
— Думаю, мне следует сказать… — проговорил он, задыхаясь и крепко сжимая худыми руками перила свидетельской трибуны, будто боялся, что его могут силой увести оттуда, прежде чем он закончит, — я мог бы сказать, что в то утро мистер Баллантайн проявлял крайнюю обеспокоенность, даже тревогу…
— По поводу деловых вопросов. Вы это уже говорили, — вставил следователь.
— Нет, не деловых, — возразил свидетель. — Конечно, это тоже имело место, но, по-моему, — во всяком случае, мне так показалось, — он тревожился на свой собственный счет.
