- Это уж вам видней, голубчик... Кому надо, и так узнают. Как бы вы их не перекрестили. А остальным другое надо: что был такой человек на земле Сергей Николаевич. - Софья Маркеловна хмурится - не нравится ей это слово, был, - твердо поправляется: - И - есть...
Я вот тут подумала: на ноги-то меня - опять же с его помощью подняли. Уход, забота, дежурства эти - все ведь от него. Значит, есть он, верно?
- Верно, Софья Маркеловна, - соглашаюсь я, испытывая явное облегчение оттого, что получил от старейшины добро, и с удовольствием сообщаю: Воспользовался вашим советом - познакомился с Савиными, с Людой и Михаилом. Хорошие ребята, - так что спасибо большое.
- У Миши неплохой голос был. В одно время он у меня в хоре пел, строговато, словно проставляя оценки, говорит Софья Маркеловна. - А Люда нет, не певунья.
У нее другое - душа пела. Эдакий живчик.
- Она и теперь, по-моему, такая.
- Не знаю, почему ребятишки сейчас музыкальнее стали. Голосистее. На спевках, на репетициях - очень заметно.
- А вы, значит, ходите на них?
- Конечно, голубчик. Музыкальный руководитель - молоденькая. Когда что и посоветовать надо. Сама ко мне частенько забегает. У нас ведь теперь струнный оркестр и духовой. И хоровой кружок. Вон всего сколько!
Повздыхав - оттого ли, что все это уже - без нее, или, наоборот, оттого, что хлопот ей до сих пор достает, Софья Маркеловна возвращается к Савиным:
- Рассказали они вам что-нибудь - про Сергея Николаевича?
- Ну, как же! И много интересного.
Опуская подробности, говорю о том, как однажды, во время своего дежурства, Орлов отпустил их ночью гулять, - Софья Маркеловпа слушает с любопытством, удивившись, что не знала об этом, и не удивляясь, что поступил так Сергей Николаевич.
- Очень на него похоже, очень.
Отказавшись от моих услуг, она уносит на кухню пустые чашки, возвращается оттуда с полотенцем, смахивает со скатерти в ладонь несуществующие крошки - не от хозяйского тщания, а по рассеянности глубоко задумавшегося или что-то решающего человека. Потом, остановившись посредине комнаты, открыто - при мне впервые - смотрит на портрет поручика, и, когда переводит взгляд на меня, осунувшиеся рыхловатые ее щеки розен веют.
- Ценю вашу деликатность, голубчик, - говорит она, и огромные глаза ее в эту минуту полны такой ясности и проницательности, что я почему-то поспешно отворачиваюсь. - Замечала, что занимает вас этот офицер. Как же, мол, так? Про нашего, про Андрюшу Черняка, каждый раз поминает. А про этого, царского, ни гугу. Так небось?
Рассматривать на льняной скатерти тисненые узоры уже неудобно, взглянув на Софью Маркеловну, неопределенно отзываюсь:
- Ну, что вы, что вы!..
- Это мой жених - поручик Виталий Викентьевич Гладышев, - ровно и мягко говорит Софья Маркеловна. - Свадьба у нас была назначена, да так никогда и не состоялась...
Постояв у портрета, она садится и рассказывает - по .крайней мере, внешне спокойно - о своей давней-предавней любви. История-то, в общем, очень обычна, в годы гражданской войны их случалось множество, - временами начинает казаться, что перечитываю знакомую, порядком подзабытую повесть. Единственное, что пока не понимаю, - какое все это имеет отношение к Сергею Николаевичу Орлову?
Он курил, не закрывая портсигара, папиросу за папиросой, ходил по залу, разгоняя рукой синий душистый дым, и чутко, настороженно прислушивался к приближающейся канонаде.
- Не знаю, Соня, ничего не знаю! - быстро, отрывисто говорил он. - Вижу только, что Россия гибнет. Что надо спасать ее. Я - солдат, принимал присягу.
Круто остановившись, попросил притихшую в кресле Тасю - дальнюю родственницу Маркеловых, всегда, сколько Соня помнила, жившую у них:
- Тася, берегите Соню! Берегите друг друга. Сейчас главное - выждать, переждать!..
Громыхнуло где-то совсем вблизи, - Виталий подхватил кинутую на стул в белом чехле шинель; Соня остановила его:
- Подождите, Вика.
Она сняла с себя нательный золотой крестик с крохотными зубчиками по краям, - Виталий, побледнев, послушно наклонил голову, - надела ему, расстегнула верхнюю пуговицу френча и прижалась губами к несвежей, пахнувшей потом рубахе.
