И на тебе -- арест, а после -- суд!
Могу ль найти достаточно здесь слов я,
Чтоб описать -- какой все это стыд,
Как человек унижен -- он убит!
Прошу Вас, человека и наркома,
В чьем веденьи работал мой Н.М.,
Помочь ему явиться вскоре дома,
Поскольку он страдает между тем -
И все невинно. Тягче ж нет ярема,
Чем быть безвинно осужденну, чем
Так мучиться. Максимова... Но это
Письмо осталось как-то без ответа.
* * *
Август 1940
Он написал мне вскоре: "Пропуск есть.
Свидание разрешено. Но вот что:
Снимается колонна -- так что взвесь.
Будь до 20-го". Такая почта.
Решила ехать. Трудностей не счесть.
Билетов по ЖД не взять ни про что.
Мои попытки кончились ничем
И я едва не бросила совсем.
Моя сноха Г.М., смутившись мало,
Идти решила тут уж напролом
И через начНКВД вокзала
Достала мне билет, но дело в том,
Что я Н.М. в отчаянье писала:
"Билетов нет. Откладывай прием".
И муж меня не ждал. А я с поноской
Стояла ночью в очереди броской
В вокзале возле входа на перрон.
Передо мной застыла вереница
Людей, мечтающих попасть в вагон, -
Истерзанные, сумрачные лица
Глядели на чугунный Рубикон,
Табун мешков, кульковая станица -
Но всем хотелось душу отвести
И выяснить, что ждет в конце пути.
И вспыхивали ночью разговоры,
Подобно самокруток костеркам,
Перекочевывали вдаль, неспоры,
И гасли, подпадая ветеркам.
Во мне все замирало. Контролеры
Приглядывались к лицам и мешкам,
Да иногда заливчатым раскатом
Смеялся Павел -- я стояла с братом.
Он знал меня, он понимал без слов
Мое особенное состоянье,
Старался подбодрить меня, толков
Во всем, в чем предлагал свое вниманье,
Раскован и участлив, и рисков.
Вот тронулся вагон -- и расстоянье
Меж нами увеличилось. Сейчас,
Увы, меня теряет он из глаз.
Наш поезд мчится на Восток, не мало
Людей с ним едут, сколько сот судеб!
Ну, а меня судьба и здесь избрала -
Я еду к мужу, он объект судеб
ных надругательств. Мужа не видала
Я целый год -- вот мой насущный хлеб,
И я делюсь с попутчиками благом -
С учительницею и начснаблагом.
Но как живут они? Как разыскать?
Я узнаю, как быть бесправным людям...
-- Да ими каждый может помыкать,
Они -- рабы, как мы о них ни судим,
Эксплуатируемые, подстать
Рабам любого общества, ничуть им
Не лучше, сознавая все умом,
Они живут при праве крепостном.
Образованье, возраст их -- без роли,
Способности, заслуги -- не в учет,
Вот только раньше крепостных пороли,
А нынешних охрана не сечет -
Там интересней, знаете ль, гастроли...
Их обирают... сильничают... вот.
Все это в наших кущах повсеместно -
Да что же-с? Это-то вам не известно?
Безвинно-с гибнет множество людей.
Комкорпуса -- он с Дальнего Востока,
Большая умница -- и тем злодей.
Он держит всех в руках -- катушка тока,
Колодец нескончаемый идей.
Такие там нужны. И... семь лет срока.
Да вот как проволока станет в фас -
Воочью и увидите сейчас.
Та проволока будет загородка,
Где до разбивки их по лагерям
Часами топчутся они зяботко -
Оставленные бурям и дождям,
Страдальцы, коих недругов охотка
И происки мерзавцев гонят к нам.
Средь них один на сотню, может, в зуде -
А в большинстве -- невинные все люди.
Я вышла в Котласе. Куда идти?
Что делать? Как на Ватцу подаваться?
Тут и без тридцати плюс десяти
Кг не весело. И где та Ватца?
Спасибо, женщина -- "нам по пути,
Снесу вам", -- я не стала торговаться -
Весь путь 10 км -- десять рублей.
Связала, вскинула, пошла. Я с ней.
Деревней и убожеством пахнуло.
Шли долго. День был жарким. Тяжела
И неудобна ноша. Платье льнуло.
Шли линией ЖД -- мостами шла,
Взлетала в насыпь, меж холмов тонула.
Но Ватца наконец-то подошла.
Когда не в силах волочить нога гирь,
Внезапно вот тебе и отдых -- лагерь.
Максимова здесь знают. "А, да, да.
Он пограничник, он седой, высокий.
Два дня назад он приезжал сюда.
Они уходят. Нынче же. Вот тока
Не застаете вы его. Беда!
Они снимаются". Струей жестокой
Мне слезы брызнули из глаз. Вот на!
Но я его увижу. Я должна!
"Мы ожидаем паровоз с ремонта.
Когда прибудет -- заберет вас он".
За что же, думаю, ты осужден-то,
Участливый мой мальчик? Осужден
На 3, 5 года так же глупо, с понта
И за компанию -- вот весь резон.
