Взгляни: я твой замурзанный ребенок
С одною бедной песенкой в душе,
И пащенка несчастного постонок
Прими с улыбкой в горнем шалаше,
Когда здесь, на земли, слепое тело
Мучительною песнью излетело.
А! Пе-асня -- дух мой, и когда она
Рот, искаженный мукой, либо страстью -
Оставит, -- ты, бля-а!-женная жена,
Не отлучи ее святою властью -
Все тою властью, что люблю сдавна,
Зане вкушаю присно только всласть ю,
И если не свершил что, занемог, -
Смогу, быть может, позже -- зане мог!
И вот уж школьного репертуара:
Великий Ленин, ты заботлив был! -
А публика взирает с тротуара, -
То прибыл голосок, а то убыл,
И вот уж подрастает, как опара,
С мольбою: "Где ты шляпу раздобыл?" -
Текут, велеречивы и ручьивы,
Слова -- доколь? -- "Скажите, чьи вы, чьи вы?"
Какой психотомительный экстаз! -
Сраженный чудом шепчет обыватель,
А там, в окошке, крови полон таз,
И доброй кобры шип: А, издеватель!
Вползает в тело, словно метастаз, -
Еще запой, мелодий издаватель!
Попробуй вот до "си" мне доберись! -
-- И доберусь уж! Только не дерись!
Уж дойдено до "ля", уж "си" в проекте,
О Господи, спаси и пронеси!
Я, может быть, молиться буду век Те...
Какое ослепительное "си"!
Какое "си"! Молиться буду век Те!
Ну, как там? "Ты еси на небеси..."
Не помню... Ты, со мной единородый,
Додай еще! -- блаженнейшее "до" дай!
И додает -- и "до" дает -- да, да!
За что же, Боже, фора мне такая? -
По камушкам, по камушкам вода -
Куда бежишь? Куда журчишь, стекая?
И льются слезы из очей -- ну да!
Быть может, не вода -- струя токая?
А если даже не токай -- вода,
То это тоже, в общем, не беда!
Моя беда, мне ставшая виною -
Женою ставшая! Там, за чертой, -
Хор ангелов ее поет со мною
И милицейских хор с его тщетой,
Тюремный хор за крепкою стеною, -
И девы за, плющом перевитой,
Эдемского, сквозной решеткой, сада -
Поют ее со мной -- о том не надо!
Не надо, мама, мамочка! Когда
Разняли цепкой хваткой перевитых, -
Он был совсем бесчувственен. Ну да!
Улыбка на губах его побитых
Была еще беспомощно горда
От мук блаженства, в звуке неизбытых,
И кровью обесцвеченная бровь,
И возле рта запекшаяся кровь.
Он некрасив и жалок был в напрасной
Своей невыявленной красоте -
А мать была в беспамятстве прекрасной -
Как будто бы, теперь на высоте
Печальной славы женской и безгласной,
Она ему простила муки те,
Взирая кротко вниз из Икарии
На взор его, молящий к ней, к Марии.
МРАМОРНЫЙ МУЖ
Покойник был суровый лейтенант,
Статуя мягче, хоть и лабрадора.
Так здесь похоронили командора?
А жаль, что уж не носят аксельбант!
Жаль -- в мраморе не произвесть дискант,
Цветущий, словно ветка помидора!
В глазах при жизни не было задора,
Да и звезда как на корове бант.
И рядом женщина живая, странно!
Кого она целует столь нежна?
Так женщина еще ему желанна?
Отец стоял и думал: Вот те на!
А эта -- неужель его жена?
Я гибну -- кончено -- о дона Анна! -
-- Покойник был суровый лейтенант, -
Сказал отец, дообозрев Статую
И рядом с нею женщину святую,
Чей юбчатый и кружевной брабант
Его слегка повел на тот Грумант,
О коем говорить все не рискую,
Раз уж о нем и мыслю и тоскую, -
Покойник был суровый лейтенант!
Так думается. Впрочем, нету вздора
Пустяе, нежли запоздалый суд
Об умерших актерах Термидора:
Их слепки чушь известную несут,
Хоть душу в нас суровостью трясут, -
На то нет камня лутше лабрадора.
Заглянем, кто сей муж из лабрадора? -
Я отсоветовал бы вам, сеньор:
Наш путь теперь лежит на скотный двор:
Там, видите ль, посадка помидора, -
Вон там, вдоль дровяного коридора,
Где там и сям раскидан жалкий сор,
Мы попадаем вон на тот угор
К спасительной наклонности забора.
Там смело мы дождемся темноты.
-- Чтоб я, я, офицер, стал тенью вора!?
Кто старший в нашей банде -- я иль ты?
Так вот тебе приказ: Ступай, федора,
И разбери, где с ветвием слиты
И серп, и млат, прозванье Командора! -
-- Ну что за дело нам до Командора!
Вы голодны! Вам в мысли входит чушь!
Мы что же забирались в эту глушь
Чтоб здесь глядеть на вздор из лабрадора! -
-- Сейчас же прекрати дрожать, притвора!
Ступай! Не то -- дам в рыло! -- Уж иду ж!
За вашу душу лабрадорный муж
