Кого над нами властью наделили.
Вся соль ушла -- нет горечи в солиле.
Ты ищешь влаги малышу -- постой:
Пусть с благодарностью пьет взоры той,
Кого все беды мира не растлили.
Что делать -- может, он грядущий Спас,
Смотри, какой прозрачный и лядущий,
Но голос, чуть прорезался, уж бас.
Читай псалом: Единый, Присносущий,
Окутай от сомненья в сон грядущий
О родине, давно забывшей нас.
О родине, давно забывшей нас,
Но даже в забытье своем зовущей, -
Молись в колонне, к западу идущей:
Быть может, вспомнит и постигнет нас.
К нам низойдя, тотчас догонит нас
Иль тучкою, иль песенкой плывущей
Она и грянет: Ты, поток ревущий,
Умолкни! Господи, помилуй нас.
Избави от мучительства и мести,
Молю еще, чтоб светоч не погас,
Что Тетушкой моей слывет в сем месте.
О мне ни слова: погубил -- как спас.
Огонь прогрыз асбест и сгас в асбесте,
Презрев звезду надежды в этот час.
Презрев звезду надежды, в этот час
Я восхожу, не надобно улестье -
А это вам, считайте провозвестье
О том, что всякой горечи -- свой час.
Но видь и каждой радости свой час:
Пождите, озирая кругокрестье, -
Приобретет и честь, и благочестье
Какая то восхощет -- все в свой час.
А в небо с точкою звезды, свечи ли -
А в небо не один Великий Пост
Приводит -- и Парижи, да и Чили, -
И масленица, ах, мой Пруст, Превост,
Зачем возносишь шепоток до звезд?
Мы наши арфы вербам поручили.
Мы наши арфы вербам поручили,
Мой милый, милый Тасс, мой Ариост, -
К тому же, нынче он не больно прост,
И по каким дворам их залучили?
Какая синева -- на дню, в ночи ли -
Течет везде, везде -- и там, где пост.
Там, в небесах, ужель взойду на мост?
И вправду звезды! И ключи! Ключи ли...
Ты хочешь уж запеть! Постой! Постой -
Пока огни в окошках не гасили -
Невыносим им музыки постой.
Ты помнишь, помнишь -- нас вчера просили
Облагородить прелесть простотой?
Могли ль мы петь осилившей нас силе?
Могли ль мы петь осилившей нас силе,
Грозившей нам ликбезом и тюрьмой?
Уж лучше лапти с легонькой сумой -
Уж как бы мы равнину замесили!
На юг не хочется -- там сили, сили,
А тут Афины, Спарта... с их чумой!
Равно познает, где ей путь прямой,
Как бы ее убраться ни просили.
Ой, ты преполовинился на глаз -
Ты, право, замечательно двусущий!
Ах, хорошо мне с ним вдвоем средь кущей, -
С одним из вас! Второй, прикрывши глаз,
Берет букетик роз у этой злющей, -
Цветы темниц, смочив их влагой глаз.
Цветы темниц, смочив их влагой глаз,
Цветы темниц... цветы... нам дышат гущей
Своих соцветий. Даже ветер бьющий
Не вырывал такой слезы из глаз.
Но подожди, не говори: там глас
Возносится, надмирное поющий...
Но душит сердце этот мрак всесущий, -
Какой томительно прекрасный глас!
Прервется и ... "прослушайте известья..."
Не прерывайся, кант, хотя бы раз,
Неси свое высокое нечестье, -
Все выше, выше возноси от глаз
В желательное райское поместье
Простые наши песни без прикрас.
Простые наши песни без прикрас
Хорала выше и подобны шваре
Табачного листа в любом товаре,
Который не заволг и не погас.
О Господи, не лучше ль чтоб он пас
Коровушек в индийской Делаваре?
Березкой с облаком в беззлобной сваре
Запела бы под их генерал-бас!
Под пенье б скирдовали и стогили,
А вечер пал нам -- хоровод харит, -
Ни счастья, ни несчастья мы б не згили,
Нет, этот рай нам врат не отворит:
Слог, коий речь ничья не повторит,
Мы, как и судьбы, обрекли могиле.
Мы, как и судьбы, обрекли могиле
Неисследимое наследье гнезд:
И птицы поднимаются с борозд
И миг иль два висят во мгле и гили.
Все, кого любим мы, по сути сгили,
Уж точно -- после масленицы пост.
Нет, видно, домом станет мне погост
Под жгучим солнцем, посреди пурги ли.
Улиссушкой во огненный язык
Спеленутая, только что безвестной,
Сыщу и на том свете путь мой крестный.
Упреку наведут на мой язык,
Молчанье красное, обычай честный...
Но пусть прилипнет к горлу мой язык.
Но пусть прилипнет к горлу мой язык,
Которым целовать могла посильно
Его уста и шею настропильно
И что бессилен выразить язык.
Теперь немеют губы и язык,
И кто -- Стекольня, Копенгага, Вильна -
Преймет, когда смиренна и умильна,
Теперь меня, и плод мой, и язык?
