Есть голос-ветерок, зефир, сквозняк,
И голос тот, кому нас поручили.
И голос тот, кому нас поручили,
Прилично гол, как подобает быть.
Он никогда не нудит нас как быть,
Но отнуждает от того, что мнили.
Но что б о том мы ни вообразили,
Он помешает нам достать, добыть, -
Но сократиться, замереть, убыть -
Он станет нам внушать, когда б мы згили.
Всех голосов повадки, вкусы, стили -
Кто нам исследует? Кто их следы
Нам назовет и этим явит или
Нам обозначит, тропы у воды, -
Но голоса нужды, беды, вражды -
И я прорепетировать вам в силе.
Я вслух прорепетировать вам в силе
Доступное сознанью: колосник,
Оно лишь трансформирует родник,
От струй его же боги и вкусили.
Два гласа в языке нас поносили -
Один из них наш бывший ученик,
Второй нам чужд, не трус, не клеветник,
Пожалуй, мученик, хоть попросили.
-- Джентльмены судьи, -- возглашает глас, -
Я с предыдущим гласом не согласен,
Сей зычный глас поистине ужасен:
Он, в душу к вам отыскивая лаз,
Становится лишь дерзок и прекрасен,
Не на внимательный, однако, глаз.
Незаинтересованный в нем глаз
Легко отметит ложь и передержки.
Прошу у вас залуки и поддержки
От кары, о которой просит глас.
Молю, да не прикроете вы глаз,
Вподобье сводни или же консьержки,
На те процессуальные издержки,
Что не окупит выдранный мой глаз.
Ни острый меч, ни скорлупа кирас
Спасать нам диктатуры несподобны,
Пока не привлечем тех, кто способны
Служить по убежденьям, не в острас,
Кто знает мыслить, пусть добры, пусть злобны,
И молвить истинно и без прикрас. -
-- А молвить истинно и без прикрас,
То смолвился как раз самодокладчик,
Крамольным колеям путеукладчик,
Он олигархий подводил не раз.
В правление четырехсот в тот раз,
Он, вслух рекомендуясь как приватчик,
Играл в обобществленника, отхватчик,
Чем и подвел доверившихся раз.
Затем в нем гласы совести зазгили,
И триста девяносто девять душ
Он кинул, не на счастье -- на беду ж.
Но если в шторм, когда трещат рангили,
Всяк кормчий убежит холодный душ,
То он команду обречет могиле.
-- Команду я не обрекал могиле:
Команда это массы, а деспот,
Пусть коллективный, из четырехсот,
Как раз работал, чтобы массы гили.
Теперь спартанцы к нам присапогили
И пчел повыковыряли из сот.
Втридцатером мы проливаем пот,
А кто не входит в тридцать -- нам враги ли? -
-- Нам вреден всякий глас и всяк язык,
Способный нас бесстыдно втуне высечь. -
-- Вы отобрали список из трех тысяч,
Где вами каждый купленный язык
По приговору будет хоть валы сечь. -
-- Изменник ты и прикуси язык.
Да, ты изменник, прикуси язык. -
-- Не прикушу язык. Я не изменник.
Изменник тот, кто не жалеет денег,
Чтоб клеветам развязывать язык. -
-- Но в клеветах ты сам небезъязык, -
Припомни, как при Лесбосе меж стенег
Ты наблюдал, как тонет соплеменник,
Как слизывает их волны язык,
А генералам, что валов по гуду
Тебя просили помощь оказать,
Ты что ответил -- не хочу? Не буду?
Не по доносу ль твоему связать
Приказано и казнью наказать
Их пятерых? Быть может, лгать я буду?
-- Тех пятерых, и я ведь лгать не буду,
Пытавшихся послать команду в шторм,
В обход рассудка здравого и норм, -
Не я, но форум обрекал в осуду.
Я сам оплакал каждую посуду
Из пущенных в безветрие в раскорм,
И гласы с корм и с непонятных форм
Меня ужасно мучат и посюду.
Но мой зоил, однако, клеветник.
Его в то время не было в Афинах.
Во Фракии он подданством повинных
Против законных возмущал владык,
Пленяя запахом запасов винных,
Зане изобретательства родник.
Он, правда, всякой выдумки родник,
Хоть пробою скорей низок, чем высок,
Его изобретенье -- белый список,
Всяк вне пределов коего -- данник.
Кто в этот адов перчень не проник,
Уже не пей вина, не ешь сосисок,
В любой момент будь пущен, как подлисок,
На белосписчий чей-то воротник.
Но тот, кто в списке, -- не плати за буду,
За экипаж, за пищу -- им патент
На полученье почестей и рент -
За папу, маму, за Гомера, Будду.
За остальными кличка -- резидент.
Что резидент? Не то спросить забуду.
Так что есть резидент? Не то забуду. -
-- А резидент, дружище, это тот,
Кто самобытно в Аттике живет,
Чья жизнь ему дана, но как бы в ссуду.
