Но теперь скрежетало что-то уже сзади машины.
— Выхлопная труба, — догадался Гордон.
— Что?
Скрежет прекратился. Он решил не оглядываться, не хотелось расстраиваться. Машина продолжала движение, а значит, не такая уж это была серьезная поломка.
Может, я за руль сяду?
— Ты же сказал, что у тебя глаза устали.
— Это было раньше! Осторожнее!
Он непроизвольно втянул голову в плечи, когда перед ними возник торчащий из пыльных зарослей кустарника обломок толстого сука — могло показаться, что коряга пронеслась не более чем в дюйме у них над головой. Тыльной стороной запястья Гордон протер боковое стекло и выглянул наружу — антенна приемника склонилась назад и торчала сейчас под углом сорок пять градусов.
— Да потише ты! Никто же за нами не гонится.
Энн немного сбавила скорость. — Нет, ты только представь себе, Гордон, человеческая голова… прямо у нас под носом собака пронесла через дорогу человеческую голову, а мы даже не… я хочу сказать, что нам не надо было так поступать.
— Ты хочешь вернуться?
Женщина чуть помедлила с ответом. — А ты?
— Но ведь здесь негде развернуться.
— Ну как ты любишь под любую ситуацию подвести теоретическую базу!
Гордон откинулся на спинку сиденья, вынул из нагрудного кармана коробок спичек и стал раскуривать трубку. Посмотрел в зеркальце заднего вида — сплошная пелена вылетающей из-под колес пыли, чуть подсвеченной красноватыми отблесками габаритных фонарей машины. На протяжении последних двухсот миль их сопровождала одна и та же унылая панорама — что спереди, что сзади.
Вдохнув аромат трубки, он позволил себе чуточку расслабиться. — Можешь называть это теоретизированием, если хочешь. Просто местные жители, насколько мне представляется, довольно примитивны. И конфликты между собой они привыкли урегулировать довольно простым и быстрым способом — при помощи мачете. Скорее всего, это был как раз один из таких случаев. Так что пусть с ним местные власти разбираются, если, конечно, таковые здесь вообще существуют.
— А если не существуют?
Он постарался подавить в себе нарастающее раздражение. — Ну хорошо, давай представим себе, что мы вернулись назад и отыскали эту самую голову. И что мы с ней станем делать? Повезем с собой до самого побережья. Или остановимся у ближайшего отеля и скажем: «Вот, посмотрите, что мы нашли у дороги». Вот уж тогда местные власти обязательно отыщутся и до самого конца отпуска проходу от них не будет. А то и дольше.
— Я не голову имела в виду. Я думала… об остальном теле.
— Ну теперь, когда оно без головы, — пробормотал Гордон, — ему уже мало чем можно помочь.
— А знаешь, мне не кажется, что это был именно он, я имею в виду именно мужчина.
— Ведь голова была вся в пыли. Ты что и пол смогла установить?
— У нее были длинные волосы…
— В наше время это еще ни о чем не говорит.
— …и еще серьга — знаешь, такая жадеитовая подвеска с петелькой из медной проволоки, которая проходит насквозь.
— Ты просто фантазируешь, моя дорогая.
— Я? Нет, я знаю, о чем говорю. Более того, мне показалось, что это была белая женщина.
— А сколько веснушек у нее на носу, ты не подсчитала?
— Знаешь, мне не очень хочется шутить по такому поводу.
— Мне тоже. Ну так что, возвращаемся? Нет, не возвращаемся, потому что здесь нет места для разворота, да и вообще, мы просто не отыщем то самое место. Мы уже полсотни долин пересекли, и мне они все кажутся на одно лицо. Кроме того, не уверен, что для подобных маневров нам хватит бензина. Понятия не имею, сколько миль вообще еще можно будет проехать на этом драндулете.
— Ты как-то сказал мне, что если у человека находится сразу несколько оправданий, значит, на самом деле у него нет ни одного.
— О’кей, значит, у меня вообще нет никакого оправдания. Но назад мы не вернемся! — Он яростно закусил мундштук и снова полез за спичками. — Вот доберемся до отеля, там и будем заниматься всевозможными выяснениями. Если окажется, что объявлен розыск какого-то человека, сразу же сообщим им о голове. В противном же случае молчание — золото. Ты согласна?
— А что, если это случилось совсем недавно? Ведь в таком случае вообще не будет никакого розыска.
