— Да о твоих ползучих сорняках. Похоже, наконец-то ты с ними разделался — ни одного не видать.
Некоторым людям никак не удается понять, что, перепахивая лужайку, они тем самым лишь закапывают сорняки глубже под землю, чтобы на следующий год на этом же самом месте буйным цветом вновь проросли миллионы семян. Лично мне, по крайней мере, никогда не удавалось убедить в этом Дороти. «Ты просто лодырь!» — восклицала она, и потому каждую осень ваш покорный слуга исправно перекапывал одну, а то и обе лужайки семьи Дэвисов, тогда как на участке Гортонов прекрасно уживались друг с другом и люди, и ползучие сорняки.
Наконец Херб дошел и до своего заветного вопроса.
— Слушай, старина, а что это за машины с полицейскими приезжали?
Разумеется, он, как и остальные соседи, прекрасно понимал, чем именно занимается здесь полиция, но в данный момент присутствие Херба оказалось мне на руку — очень хотелось узнать, убедила ли его жену разыгранная мною сценка с отъездом Дороти. Оказалось, убедила. По словам Херба, Мэрион поклялась ему, что своими глазами видела, как я повез Дороти на станцию, и что она, дескать, даже помахала ей на прощание рукой из окна машины. Подобное известие немало приободрило меня, хотя из головы по-прежнему не выходили то самое загадочное «S четыре».
Разумеется, теперь я уже не мог взять на себя смелость закопать Дороти под компостную кучу, поскольку не был уверен, проявлял ли Делани заботу обо мне, или, напротив, продолжал в чем-то подозревать, когда говорил, чтобы я пока не наводил порядок на месте недавних раскопок, учиненных его парнями. Вместо этого я принялся бродить по лужайке, входил и выходил из гаража, но так ни к какому конкретному выводу и не пришел. Потом обследовал все комнаты, пока не понял, что лишь подвал представляет собой идеальное место.
Там у нас стояли две старые деревянные бочки, которые так трудно отыскать в наше время, и Дороти все собиралась как-нибудь весной посадить в них землянику. Но сейчас они стояли пустые, если не считать набросанного туда всякого старого хлама. Накрывавшее их полуистлевшее постельное покрывало было сейчас вывернуто наизнанку, и, поскольку Дороти никогда бы не оставила его в таком виде, я смекнул, что полицейские не обделили бочки своим вниманием и, скорее всего, скрупулезно обследовали их содержимое.
От Херба я узнал, что на субботний вечер они с женой запланировали у себя дома небольшую вечеринку для соседей и он, собственно, ради того и пришел, чтобы поинтересоваться, не стану ли я возражать, если они будут там плясать и веселиться, тогда как самому бы мне хотелось покоя и тишины.
Разумеется, я сразу же сказал, чтобы Херб даже думать перестал об отмене подобного мероприятия, и, более того, заявил ему, что, мол, отголоски их веселья отчасти помогут мне немного отвлечься от горестных мыслей по поводу исчезновения Дороти. Вернувшись к себе, я поставил будильник на четыре часа утра, поскольку предполагал, что где-то между двумя и тремя часами гости успеют разойтись, а те соседи, кто не был приглашен, облегченно вздохнут по поводу того, что смогут спокойно поспать хотя бы оставшуюся часть ночи.
Еще даже не начал заниматься рассвет, а Дороти уже оказалась в подвале внутри одной из бочек. Прежде, чем выкапывать ее тело, я, естественно, с максимальной осторожностью снял слой дерна, а по завершении работы снова уложил его на место. Когда же солнце взошло, я распаковал тюк заранее припасенного торфяного мха и принялся аккуратно разбрасывать его тонким слоем по лужайке, окончательно заметая таким образом последние малейшие следы моего ночного вмешательства.
Когда где-то к полудню из своего дома вышел Херб, я лицемерно пояснил ему, что опять же ради Дороти — где бы моя жена в данный момент ни находилась — хочу сделать так, чтобы она заочно полюбовалась вместе со мной столь безупречно ухоженной лужайкой. Херб вздохнул и сочувственно опустил мне на плечо свою ладонь; после минутной паузы он еще раз глубоко втянул в легкие воздух, затем медленно направился к себе, скорее всего, чтобы позавтракать.
