Поэтому она суетилась по саду, подрезая края своей прохладной зеленой лужайки, отсекая зажатыми в покрытых резиновыми перчатками руках секаторами несимпатичные веточки розовых кустов, методично орудуя тряпкой и ручными граблями, пропалывая и избавляя от дерзких сорняков ее столь любимые цветочные клумбы.
В саду мисс Флетчер было тепло и успокаивающе. Она наслаждалась своей никогда не прекращающейся суетой. То и дело она вставала на колени, упираясь ими в маленький коврик из пористой резины — лицо и шея прикрыты краями бесформенной льняной шляпы, — время от времени смахивая с очков легкий налет пота. Находясь у себя в саду мисс Флетчер неизменно испытывала подлинное счастье. Ей доставляло радость ощущать под ногами хорошо удобренную почву, и она всей душой ненавидела неаккуратность. Каждый обработанный ее собственными руками уголок сада представлял собой образчик совершенства, все цветы располагались в строгом соответствии с их цветом и размером, деревья и кусты смотрелись очень изящно; очень хорош был уголок с миниатюрным диким папоротником и чуть более высокими, специально отобранными пальмами, успокаивающе шевелящими над ним своими листьями — их засохшие рыжие ветви плавно склонялись над покрытыми зазубринами, темными волокнистыми стволами, тогда как ввысь от мощных стволов тянулись обильные, переплетающиеся друг с другом новые ростки. Все это являлось объектом повседневных забот мисс Флетчер, рутинной ее жизни, впрочем весьма приятной жизни, хотя и одинокой, но, если не считать ее редких выходов по делам местной женской общины, она явно предпочитала подобное уединение.
Нельзя сказать, что она была затворницей, хотя женщина действительно лишь изредка покидала пределы собственного участка. Немногочисленные счета она оплачивала по чеку, а торговцы из близлежащей деревни снабжали ее продуктами, получив предварительно заказ по телефону. Никто бы не мог назвать мисс Флетчер экстравагантной женщиной, хотя в деньгах она явно не нуждалась. В течение ряда лет она нигде не работала — если вообще когда-либо где-либо работала, — так что соседи полагали, кстати, весьма обоснованно, что у нее имеется самостоятельный источник средств к существованию.
И все же следовало признать, что длительное, годами длившееся одиночество весьма неблагоприятно отражалось на мисс Флетчер.
Она все чаще раздражалась по поводу всяких пустяков, занимала не вполне реалистичную, а порой и прямо-таки жесткую позицию всякий раз, когда в ее обычно безмятежное, провинциальное существование вторгался шумок неожиданных проблем: то бакалейщик задержится с доставкой продуктов, то газеты бросят прямо в лужу вместо того, чтобы аккуратно положить их в ее небольшой, сделанный из нержавеющей стали почтовый ящик, а то и просто потому, что ей покажется, будто люди, бросившие на нее свой взгляд, когда она выбиралась в город, смотрят хитро и лукаво. А в последнее время она и вообще стала разговаривать сама с собой, дружелюбно бормоча что-то себе под нос и пребывая в блаженном неведении относительно странности своего поведения.
Покончив с прополкой грядки с гвоздиками, мисс Флетчер облегченно вздохнула и разогнула спину. Жара начинала немного действовать ей на нервы, и под мышками ее голубого рабочего платья появились темные разводы пота. Она выпрямилась и окинула гордым взглядом свой великолепный сад, почти полностью невидимый со стороны дороги за гладким каменным забором и выкрашенной белой краской деревянной калиткой. Где-то жужжала желто — черная пчела с громадными, перепачканными в пыльце оранжевыми лапками, запутавшимися в лепестках цветка, щебетали и сновали над зарослями папоротника птицы, а летнее бездвиженье наполнял густой и очаровательный треск цикад.
Мисс Флетчер медленно семенила по саду, чуть усталая от жары и стояния на коленях, но достаточно бодрая, несмотря на свой возраст, которого толком не знал никто, хотя можно было предположить, что ей где-то возле шестидесяти, поскольку однажды она обронила фразу насчет того, что родилась в самом начале века.
— Что и говорить, — почти неслышно пробормотала она сама себе, — что и говорить, неплохо ты поработала, Анита, — это было ее имя, — и теперь у тебя не сад, а картинка. Тебе надо принять участие в конкурсе «Наш сад», — и она хихикнула совсем по-девичьи, после чего проворчала: — Совсем, старая, рехнулась. Ведь здесь, в деревне, не бывает никаких таких конкурсов. Для этого надо ехать в большой город, — и снова забормотала: — Представляешь себя в большом городе! — Сама эта мысль показалась ей слишком, ну просто чересчур абсурдной.
