– Шесть или семь бокалов вина. Мы разговаривали и слишком много выпили. Похоже, не рассчитали.
– О, – произнес Миллер. – Какая досада! В котором часу он ушел?
– Затрудняюсь сказать. Наверное, где-то в пол-одиннадцатого.
Миллер снова надел солнцезащитные очки и стоял подбоченясь и глядя перед собой. Несмотря на солнечный свет, Фортифут-хаус у него за спиной выглядел мрачным, безучастным и замкнутым, как пожилой родственник, тихо сидящий на семейном торжестве и погруженный в мысли о прошлом и о тех, кто знал и любил его, но кого давно уже нет в живых.
– Мистер Пикеринг пообещал своей жене, что позвонит ей в одиннадцать, – сказал Миллер.
– Да?
– Он сказал ей, что собирается заехать сюда, а затем в Шанклин Олд Вилидж, навестить миссис Мартин.
– Он ничего мне об этом не говорил.
Миллер молча кивнул. Джонс пнул колесо «Рено» еще раз, и Миллер осуждающе посмотрел на него.
– Кажется, немного спустило, – краснея, объяснил Джонс.
В этот момент в дверях появились Дэнни и Чарити. Дэнни в своей пижаме, а Чарити в полосатой блузке Лиз.
– Папа! – позвал Дэнни. – Чарити спрашивает, что ей надеть!
– Прошу меня извинить, – сказал я Миллеру.
– Все в порядке, – ответил он. – Похоже, у вас забот невпроворот. Кто эта девочка?
– Племянница, – солгал я. – Младшая дочь моей сестры.
– Что может быть лучше отдыха на море с дядей? – заметил Миллер и повернулся, чтобы уйти. – Вы же позвоните нам, когда мистер Пикеринг вернется за машиной? Думаю, он просто где-то заплутал. Похоже, такое уже раньше бывало. Миссис Пикеринг говорит, что у него проблемы с сексуальной идентичностью.
– Скрытый гомик, другими словами, – вставил Джонс.
Миллер бросил на него сердитый взгляд.
– Он бродит вдоль пляжа и общается с Богом. Так нам объяснила миссис Пикеринг.
– Пытается не думать о пухлых попках мальчиков из хора, – сказал Джонс, поделившись своими собственными предрассудками.
– Может, ты заткнешься, Джонс? – рявкнул Миллер.
– Извините, – ухмыльнулся тот.
Детективы вернулись к «Роверу». Они уже забрались в салон и готовы были захлопнуть двери, когда раздался пронзительный голос Чарити:
– Сэр! Сэр! Мы можем съесть по два яйца на завтрак? Дэнни говорит, что можем!
Миллер насторожился. Он вылез из машины, снова снял очки и спросил меня спокойным тоном опытного полицейского:
– Как зовут девочку?
– Чарити, – ответил я. – А что?
Не ответив, Миллер позвал:
– Чарити! Чарити? Подойди сюда, пожалуйста, Чарити.
Чарити помчалась босиком по гравию, не колеблясь ни секунды. Девочка, привыкшая беспрекословно подчиняться капризам «джентльменов». Она подошла к Миллеру и сделала реверанс.
Детектив озадаченно посмотрел на нее.
– Это твой дядя? – наконец спросил он, кивая в мою сторону.
Чарити с беспокойством посмотрела на меня, и я попытался вынудить ее сказать «да», не меняя безмятежного выражения, которое приняло мое лицо, когда Миллер вылез из машины. Не знаю, какой у меня был вид, но, наверное, достаточно нелепый. Потому что Чарити уставилась на меня в недоумении, затем повернулась к Миллеру и заявила:
– Нет, сэр, это не мой дядя.
– Ооооо, – произнес Миллер. – Он не твой дядя?
– Он смелый джентльмен, сэр. Он спас меня, привел сюда и выкупал в ванне.
– Выкупал тебя?
– Ради бога, сержант, – смешался я. – Это Лиз выкупала ее, а не я.
– Но вы не ее дядя?
– Я хотел бы называться ее дядей.
– Но вы им не являетесь?
– Нет.
– Ладно, – проговорил Миллер тем невыносимо терпеливым тоном, благодаря которому копы добиваются признания у подозреваемых.
– Если он не твой дядя, тогда кто он?
– Он – папа Дэнни. Он спас меня и привел сюда. Преподобного джентльмена убили, но меня он спас.
– Преподобного джентльмена убили?
– Не слушайте ее, – отмахнулся я. – Понимаете, у нее слишком богатое воображение. Если честно, она немного не в себе. Дефект с рождения.
Но Миллер был настойчив:
– Кто убил преподобного джентльмена, красавица?
– Не надо ее слушать, – сказал я.
У Чарити на лице появились признаки беспокойства.
– Его убил не этот джентльмен, сэр. Этот джентльмен меня спас. А убил его… – Тут она изобразила руками остроконечную морду, прикрыв часть лица и оставив лишь глаза – вороватые и мечущиеся. А потом согнула пальцы, изобразив зубы. Сгорбилась и, подражая Бурому Дженкину, стала скакать, жутко приплясывая, перед Миллером, который застыл в нерешительности.
