– Ну и? – спросила Лиз дрожащим от волнения голосом.
– Что «ну и»?
– Ты в порядке? Не ранен?
– Нет, я не ранен. Только нога порезана, и все. Хорошо, что на мне «Доктор Мартенс»[55].
– Где викарий?
– Прости, что?..
– Викарий, мистер Твиттеринг или как там его.
– А… Пикеринг, Деннис Пикеринг.
– Да, Деннис Пикеринг. Где он? И что это за тварь была там внизу, которая так страшно верещала? Это был Бурый Дженкин?
– Да, это был он. Он просто вышел из себя.
– Господи… Если это называется «вышел из себя», не хотела бы я встретиться с ним, когда он разозлится по-настоящему.
– Все в порядке, честно. Он как сторожевой пес, только и всего. Становится немного диким.
– Ты весь дрожишь.
– Нет, нет, я в порядке.
– Так где же все-таки Пикеринг?
– Он тоже в порядке. Он… – начал было я, но вдруг заметил, как внимательно смотрит на меня Дэнни.
Если я расскажу, что случилось на самом деле, ему, наверное, до конца жизни будут сниться кошмары. Как и мне. Разве я смогу забыть, как когти Бурого Дженкина пронзают мягкий живот викария, а затем рассекают внутренние органы и слой белого жира.
– Он решил остаться там, на всякий случай, – объяснил я. – Знаете, он очень хорошо ладит с детьми.
– Как долго он собирается там пробыть?
– Я, э… Я потом тебе объясню. Давай сначала разберемся с детьми.
– Дэвид, это действительно был дневной свет? – спросила Лиз.
– Да, это был дневной свет. И это была настоящая осень. И, насколько я могу судить, это действительно был 1886 год. Это не розыгрыш, Лиз. Даже если кто-то может производить по ночам страшные звуки, время суток изменить нельзя. Как и время года.
Лиз нервно покосилась на чердачную дверь:
– А оттуда ничего к нам не пролезет?
– Не знаю. Я в этом ничего не понимаю.
Я закрыл дверь на чердак и запер ее на защелку. Возможно, она не выдержит под напором Бурого Дженкина, но хотя бы предупредит о его появлении.
Я опустился рядом с девочкой на колени. У нее было очень худое лицо, а глаза – бледно-желтые, как агаты. Деннис Пикеринг ошибся – путешествие из 1886-го в 1992-й никак не повредило ей – во всяком случае, насколько я мог судить. Но у меня возникло странное ощущение, что рядом со мной стоит женщина, которая старше меня на восемьдесят с лишним лет. Был это Божий промысел или дьявольский? Или что-то совершенно иное? Тайное, мощное, не похожее ни на что?
– Как тебя зовут? – спросил я ее.
Она уставилась на меня, ничего не ответив.
– Можешь сказать свое имя?
Девочка продолжала молчать.
Дэнни подошел к ней поближе.
– Откуда она взялась? – спросил он. – Она выглядит странно, как Милашка Эммелин.
– Думаю, она подружка Милашки Эммелин, – сказал я и обратился к девочке: – Ты знаешь Милашку Эммелин?
Девочка кивнула. Ну вот, хоть какой-то прогресс.
– Что случилось с Милашкой Эммелин? – спросил я ее.
– Бурый Дженкин, – прошептала она, а затем что-то еще, но я не расслышал.
– Бурый Дженкин? Бурый Дженкин сделал с ней что-то? Что он сделал?
– Бурый Дженкин забрал ее.
– О, боже, – произнесла Лиз. – Думаю, мы должны позвонить в полицию.
– Подожди, – прервал я ее. – Куда ее забрал Бурый Дженкин?
Девочка закрыла глаза левой рукой, а пальцами правой изобразила подъем по лестнице.
– Бурый Дженкин забрал ее наверх?
Она кивнула, продолжая закрывать глаза рукой.
– Ладно, а что в это время делал Бурый Дженкин?
– Читал свои молитвы.
– Понимаю.
– Он прочитал свои молитвы, а потом увел Милашку Эммелин наверх, на другую сторону и вниз.
Она описывала то, что видела своим духовным оком, но я не понимал ее.
– Ты сказала «наверх». Что значит «наверх»? На чердак, да?
Девочка снова кивнула.
– Потом куда?
Она сделала быстрый вдох.
– Вдоль, на другую сторону и вниз.
– Понимаю…
Однако я был совершенно сбит с толку. «Вдоль, на другую сторону и вниз» – это может быть где угодно, раз Бурый Дженкин обладает способностью перемещаться в какое угодно время, туда и обратно, с такой же легкостью, с которой актер ныряет за занавес.
– Ты не знаешь, зачем он забрал ее? – спросил я девочку.
Она покачала головой.
– Он повел ее на пикник.
– Он и тебе сказал, что поведет тебя на пикник?
Она кивнула.
– И ты ему поверила?
– Не знаю. Эдмонд сказал: Бурый Дженкин заберет тебя и спрячет навсегда там, где время тебя не найдет.