– Вы не знаете, что это? Наверное, вам не приходилось видеть ее в больших количествах. Это кровь.
– О, господи, – тихо произнес я.
– Именно. О, господи. А вам, мой друг, придется кое-что объяснить – учитывая вашу уникальную способность обнаруживать тела недавно умерших людей. Это уже начинает напоминать рассказы про Пуаро. Вот, черт, с этим замком не справился бы сам Гудини.
Но после нескольких осторожных поворотов отмычки раздался приятный щелчок, и входная дверь бесшумно распахнулась. Я сразу же почувствовал характерный странный запах, будто под нос мне сунули перезрелый персик. Сладковатый запах распада. В этом доме находилось что-то мертвое.
– Можете подождать снаружи, если хотите, – предложил Миллер, не оборачиваясь ко мне. – Если дадите слово, что не убежите.
– Нет, я пойду с вами, – сказал я. – Хочу посмотреть, что за чертовщина здесь творится. Мне это необходимо.
Мы осторожно двинулись по коридору, медленно приближаясь к пятну на полу, которое я поначалу принял то ли за тень, то ли за шарф. Теперь уже не было сомнений в том, что это кровь. Широкая темно-красная лужа с идеальной блестящей поверхностью, если не считать осевших пылинок и ползающих по ней мух.
– Кого-то выпотрошили здесь, и очень тщательно, – произнес Миллер бесцветным голосом.
Он прошел в гостиную на цыпочках, как балерина, чтобы не испачкать в крови туфли. Затем остановился и замер, повернувшись ко мне левым профилем. Я видел его подсвеченный солнцем силуэт. Он стоял так тихо и неподвижно, что я начал беспокоиться, не забыл ли он, ради чего мы тут. Или, может, уснул стоя.
– Сержант? – позвал я.
Расслышав за спиной какой-то тихий звук, я быстро обернулся. И с отвращением увидел, что вошедший за нами в дом кот подобрался к краю лужи и, зажмурив глаза от удовольствия, начал лакать. Я двинул его ногой, он взвизгнул и зашипел на меня, поэтому я двинул его снова. Он выскочил из дома на солнечный свет.
Шум вывел Миллера из задумчивости. Он поднял левую руку и сделал еле заметный приглашающий жест.
– Вам лучше взглянуть на это, – сказал он. – К тому же, насколько я понимаю, вы сами вполне могли это сделать. Хочу увидеть вашу реакцию.
– Это миссис Пикеринг? – спросил я каким-то чужим голосом – глухим и непослушным.
Миллер кивнул.
– Подойдите и взгляните сами.
Я сделал два неуверенных шага в комнату. Это было большое помещение, залитое послеполуденным солнцем. С мраморным камином и удобными массивными креслами 30-х годов, обтянутыми ситцевыми чехлами. Полированный индийский поднос на ножках служил кофейным столиком. Журнальный стеллаж был забит номерами журналов «Дейли телеграф», «Черч таймс» и «Панч». Все довольно обыденно. Обычная гостиная южноанглийского викария в теплый летний день.
Настолько обычная, что ужас, сидящий посреди комнаты, казался в десять раз страшнее всего, виденного мной, скажем, в «Подземельях Лондона»[75], на магистрали М25 с ее многочисленными авариями или в отделении интенсивной терапии крупной больницы.
Кровь уже подготовила меня к тому, что я увижу труп. Но ничто на свете не подготовило бы меня к тому, в каком виде он предстанет. Поравнявшись с Миллером, я буквально рухнул на колени. Это было какое-то жуткое непроизвольное движение.
В одном из ситцевых кресел сидело обезглавленное тело миссис Пикеринг. На ней была шелковая блузка персикового цвета и белая хлопчатобумажная юбка, правда, от всего этого остались лишь бесформенные обрывки. Все тело было исполосовано с такой силой, что жир алыми лентами лежал на подлокотниках кресла.
В ярком изобилии лежали там – алые ленты, алые ленты…
[76]Из окровавленного воротника блузки торчал обрубок шеи. Большинство внутренних органов – легкие, печень, желудок – были вырваны через трахею и уложены на плечи – эдакая гротескная пародия на фреску, изображавшую Кезию Мэйсон с Бурым Дженкином на плечах.
Сквозь истерзанную плоть виднелись ребра и таз – ослепительно-белые, с небольшим количеством прилипшего к ним розового мяса. Корсет и подвязки были разорваны на белые эластичные лоскуты. Этот акт посягательства – особенно в случае с супругой викария – казался даже более непотребным, чем само обезглавливание. Между ног висел влажный комок внутренностей.