– Думаю, это может быть Бурый Дженкин.
– Вы думаете, что это может быть Бурый Дженкин, – повторил Миллер бесцветным голосом. – То есть на самом деле это гигантская крыса, на которую надели воротник священнослужителя?
– Вы мне не верите.
– Я не говорю, что не верю вам. Я просто хочу понять, как миссис Пикеринг могла принять крысу за своего супруга. Существует множество женщин, которые могли бы спутать крысу со своим мужем, но миссис Пикеринг не из их числа.
– Вы видели сегодня утром возле Фортифут-хауса его машину?
– Да, видел.
– Значит, он приезжал сюда вчера вечером?
– По всей видимости, да. Если только кто-то другой не взял его машину без его ведома и не припарковал ее там.
– Он ничего об этом не говорил. В смысле он не говорил: «О, глядите, моя машина здесь, а я ее везде ищу». Но он сказал, что не приезжал вчера вечером.
– Как, по-вашему, зачем он так сказал?
– Чтобы заставить меня поверить, будто я страдаю галлюцинациями, вот зачем. Но я не страдаю галлюцинациями, потому что у машины холодный двигатель. Эта машина никуда не ездила со вчерашнего вечера. А значит, он приезжал вчера. К тому же у него при себе даже не было ключей. Он сделал вид, что потерял их. Но как можно потерять ключи на шести ярдах гравия?
– Все это чертовски интересно, мистер Уильямс. Но это совсем не доказывает, что на самом деле преподобный Пикеринг – это гигантская крыса. К тому же зачем ему вселять в вас уверенность, что вы страдаете от галлюцинаций?
– Это нужно не ему.
– Тогда кому?
Внезапно я осознал, как абсурдно и истерично звучат мои слова. Я очень нуждался в поддержке и доверии Миллера. В конце концов, после исчезновения Пикеринга он был единственным представителем власти, который в принципе допускал реальность существования Бурого Дженкина. Но по тону голоса я понимал, что его доверие не безгранично. Очевидно, он тоже начинал подозревать, что я страдаю галлюцинациями. Проблема в том, что я и сам почти уже начал верить в это. Все, что произошло со мной с момента приезда в Фортифут-хаус, больше напоминало фильм ужасов, который я посмотрел на видео.
– Хорошо, – произнес Миллер. – Теперь, когда преподобный Пикеринг вернулся домой – или, по крайней мере, то, что выглядит, как преподобный Пикеринг, – мне уже не нужно вскрывать пол в гостиной. Так что дело можно считать закрытым, я прав?
– К сожалению, – сказал я. Хотя и не был уверен, к сожалению или нет.
Положив трубку, я сделал долгий выдох и посмотрел на рисунок, который Дэнни приколол к стене. Милашка Эммелин с красными червями в волосах и человек в цилиндре. Мне показалось, что я вот-вот сойду с ума.
Я прошел на кухню. Лиз чистила лук, глаза у нее слезились. Я встал в дверном проеме и спросил:
– Что ты делаешь?
Она вытерла глаза тыльной стороной запястья, размазав при этом тушь.
– Готовлю куриную запеканку. А что?
– Бессмысленная затея. Если только ты не собираешься съесть все сама. Мы уезжаем. По крайней мере мы с Дэнни.
– Дэвид… – вздохнула она. – Самое худшее, что ты можешь сделать, это сбежать. Если сбежишь, ты не сможешь противостоять тому, что вызывает у тебя такой стресс. Тебе нужно отдохнуть. Поговорить об этом. И все обдумать.
– Послушайте этого великого психиатра-любителя!..
Лиз положила нож.
– Дэвид, пожалуйста… Ты превратил Фортифут-хаус в какую-то аллегорию ваших с Джени отношений. Неужели ты этого не понимаешь? А когда у тебя на глазах умер Гарри Мартин, а затем ты обнаружил тело Дорис Кембл, ты воспринял это как доказательство, что все кошмары, которые ты пережил в Фортифут-хаусе, реальны. Дэвид, я наблюдала за тобой. Ты вел себя очень странно и говорил очень странные вещи. Я думала, ты справишься с этим, но, кажется, все стало только хуже. Если ты уедешь из-за того, что происходит только у тебя голове, твои кошмары станут еще правдоподобнее.
– Хм, – я продолжал ходить вокруг кухонного стола. – Хорошая теория. Неплохая попытка. А если предположить, что я сейчас пойду и загляну на чердак, что тогда?
Лиз пожала плечами:
– Откуда мне знать? Ты же все время ходишь на чердак.
Я посмотрел на часы:
– В 1886 году скоро должен наступить рассвет.
