Мы почувствовали за спиной жар – он становился все сильнее и нестерпимее – и поняли, что надо бежать дальше, и как можно быстрее. В любой момент огненная артерия соединит тучу с землей. Какого размера она будет? Не охватит ли огонь и нас, если мы окажемся слишком близко? Наконец, задыхаясь от бега, мы обернулись на вой баньши[3], исходящий от огненного столба. И снова столб пульсировал и извивался, Орд еще можно было увидеть, верхушки башенок раскалились добела. Я подумал о маме, которая в одной из комнат все еще крепко держала Ордин в смертельных объятиях. На наших глазах цитадель разрушалась, а башни опрокидывались. Орд возвращалась во тьму, но переход уничтожал ее.
А вместе с ней и Ордин, которая уже никогда не сможет явиться в наш мир. И в этом аду погибнет и мама. Все мое существо сотрясалось от рыданий, когда я думал об этом.
А еще там остался Билл Аркрайт. Удалось ли ему задержать наших преследователей и выбраться самому?
В это время пожар потух, и сильный ветер ударил нам в спину; воздух стягивался к тому месту, где когда-то стояла Орд. Когда ветер стих, зарядил мелкий дождик. Я закрыл глаза – и словно снова очутился в Графстве.
Мы долго ждали Аркрайта, но он так и не появился. Скорее всего он погиб.
Мы молча двинулись в сторону Каламбаки к Метеоре, которая находилась за городом. По моему лицу вперемешку с каплями дождя катились слезы.
Мы обогнули Каламбаку и направились к Мегале, самому большому монастырю Метеоры. Ведьмак решил, что нам следует навестить отца игумена и рассказать ему о случившемся.
Мама говорила, что женщинам там не рады, но я не стал ему об этом напоминать, и Алиса поднялась по ступенькам вместе с нами. Она приготовила успокаивающую мазь из трав, которые носила в своем кожаном мешочке, и прикладывала ее к моим ожогам. Алиса не использовала никакой магии – она применяла те же средства, что и многие целители в Графстве. Боль сразу утихла, но мистер Грегори неодобрительно покачал головой. Что бы Алиса для меня ни делала, он все равно не доверял ей. Я приготовился встать на ее защиту. Алиса сыграла свою роль в спасении монастырей, и если монахи не разрешат ей войти, я тоже поверну назад.
Но нас без проблем пропустили внутрь и сразу же проводили к отцу игумену. Мы снова оказались в его спартанской келье и застали этого тощего священника с серым лицом за молитвой. Мы терпеливо ждали. Я вспоминал наш последний визит, когда мама еще была жива. Наконец отец игумен поднял глаза и улыбнулся.
– Добро пожаловать, – поприветствовал он нас. – Я счастлив видеть вас, ибо полагаю, вы победили – иначе никто из вас не остался бы в живых…
– Ради нашей победы погибла мама! – выпалил я. Я сказал это с болью и горечью, но прозвучало это как упрек.
Священник ласково улыбнулся мне:
– Если тебе станет хоть немного легче, то знай: твоя мама с радостью пожертвовала жизнью ради избавления этого мира от нашего врага. Мы много беседовали с ней в прошлом году, и однажды она призналась, что умрет, но добьется этого. Она никогда не говорила тебе об этом, Томас?
Я покачал головой. Казалось, этот старый священник знал о моей маме больше, чем я. Боль сдавила мне грудь. Мама понимала, что отправляется на смерть, и до самого последнего момента скрывала это от меня. Я глубоко вдохнул: я знал, что должен спросить у него еще кое-что. Мне непременно надо было это узнать.
– Орд разрушилась и снова вернулась во тьму. Мама сейчас там? В ловушке тьмы?
Отец игумен довольно долго молчал. Мне показалось, что он осторожно подбирал слова. Наверняка новости окажутся скверными, подумал я.
– Я верю в бесконечное милосердие Господа, Томас. Без этого мы все обречены, ибо все мы грешны, каждый из нас. Мы будем молиться за нее. Это все, что мы можем сделать.
Я подавил рыдание. Я очень хотел побыть наедине со своим горем, но вынужден был слушать детальный рассказ Ведьмака о том, что произошло в Орд.
После этого мы пошли в katholicon. Однажды я уже слышал здесь возносящееся к куполу пение монахов. Сегодня, сказал отец игумен, они молились за маму и других погибших в цитадели. Я попытался представить, что мама действительно ушла к свету, но не был в этом уверен. Я думал о совершенных ею много лет назад злодеяниях. Не навредило ли это ей? Не отрезало ли путь к свету? Она так стремилась возместить причиненное зло, и мысль, что ей уготована вечность во тьме, казалась невыносимой. Это было несправедливо. Мир казался ужасным и жестоким. Совсем скоро меня ждет встреча с Врагом. Я надеялся, что мама сможет вооружить меня против него. Но теперь я остался один.
