Все это в одно мгновение промелькнуло в мозгу Каватины, и ее охватила холодная ярость: враг проник в пещеры, окружающие храм Эйлистри. Аранея закричала. Голова Каватины заполнилась приятным жужжанием, но в следующий миг все прошло. Какое бы заклинание ни сотворила аранея, оно оказалось слишком слабым, чтобы подействовать на Рыцаря Темной Песни.
Каватина ответила ей своим заклинанием, разящей песнью. Когда оно ударило в аранею, существо пошатнулось, глаза его закатились, но паук-дроу вовремя пришла в себя и спрыгнула с колонны, пока Каватина подступала к ней с лунным мечом.
Аранея приземлилась на пол пещеры, и Каватина последовала за ней. Она сделала ложный выпад лунным мечом, ударила, но Селветаргтлин была достаточно опытной, чтобы попасться на такую уловку. Внезапно она оказалась совсем рядом, и ноздри Рыцаря Темной Песни заполнило зловоние паучьего мускуса. Каватина крутанулась вбок, ожидая удара зажатого в рукавице лезвия, раз уж подпустила врага на расстояние вытянутой руки, но, вместо этого, аранея растопырила пальцы.
— Селветарм! — взвизгнула она.
Из рук, ног, лица, головы аранеи — даже из ее одежды — вылетели клинки. Сотни клинков, тонких и смертоносных. Продолжая вопить имя своего божества, она набросилась на Каватину.
Это было самоубийство. Каватина ударила лунным мечом в грудь противницы. Возможно, кольчужная подкладка кроваво-красного одеяния жрицы Селветарма смогла бы отразить или, по крайней мере, смягчить удар любого другого меча, но лунный клинок был порождением чистой магии, как и ранее созданная Каватиной завеса из лезвий. Он прошел сквозь кольчугу, как горячий нож сквозь мягкий воск, и рука Каватины увлажнилась от крови. Хотя удар был нанесен прямо в сердце, у аранеи еще хватило сил обхватить ее руками, вонзая тонкие, как шипы, лезвия между звеньями кольчуги Рыцаря Темной Песни. Каватина задохнулась от боли, когда они впились в ее бока.
Аранея повисла на Каватине, но все еще не умирала. Горячая пурпурная кровь струилась по груди и лицу Каватины, а Селветаргтлин, неистово вращая глазами, изогнула левую руку, пытаясь пустить в ход перчатку с клинком. Лезвие сумело лишь оцарапать правую щеку Каватины, но рана горела, будто в нее плеснули кипящего масла. От раны исходило зловоние, и Каватина почувствовала, что слабеет с каждым ударом сердца. Амулет у нее на шее принял на себя основную рану — сам порез, — но тут было что-то еще.
Аранея использовала магию, чтобы отравить ее.
Рассвирепев, Каватина отшвырнула от себя врага, закричав, когда лезвия с мясом вырывались из ее тела. Кровь аранеи стекла с лунного меча в руке Каватины, и он вспыхнул серебристо-белым огнем.
Жрица Селветарма упала на землю и осталась лежать, на ее губах пузырилась кровь.
— Ты опоздала, — выговорила она, захлебываясь кровью и безумным смехом. — Все уже сделано.
Окровавленная дрожащая рука потянулась к священному символу, висящему на шее. Каватина, сама полуживая от множества ран, истекающая кровью, ручьями струившейся по ее бокам, поняла, что Селветаргтлин пытается сотворить еще одно, последнее заклинание. Она рубанула лунным мечом аранею по запястью, отсекая ей кисть. Кровь хлынула из обрубка, как вода из порванной трубы. Аранея дернулась и затихла.
Едва Каватина начала отворачиваться, как тело врага взорвалось, осыпав ее дождем из окровавленной плоти и осколков костей. Она увернулась и взглянула туда, где лежала аранея. Единственное, что осталось, — пропитанное кровью платье, валяющееся на полу пещеры. Самая крупная из оставшихся от тела частей была величиной с ноготь.
Размышлять о случившемся было некогда. Каватина ослабела от потери крови, и ее ноги готовы были подломиться в любое мгновение. Взывая к своей богине, она пропела исцеляющее заклинание. Лунный свет Эйлистри озарил ее тело, наращивая плоть и возмещая потерянную ею кровь. Тонкий порез на щеке, однако, остался. Со временем он затянется, но пока злая магия Селветарма препятствовала успеху магического исцеления.
Однако беспокоиться об этом было некогда. Каватина поспешила за колонну в поисках Талесте.
