Немало вопросов к хозяину заимки крутилось у Антона на языке. Но он видел, что разговор совсем не идет, не клеится, и решил отложить его на утро.
«Может, он ко мне еще не пригляделся как следует, потому и скрытничает? Ничего. Помозгует втихаря, потом, глядишь, и оттает. Утро вечера мудренее».
Лембит притащил из сеней раскладушку, обшитую грубым зеленым брезентом, сам разобрал ее и поставил в дальний угол. Он расстелил на ней солдатский стеганый матрас и достал из шкафчика, встроенного в стену, подушку и белоснежное, добротно выглаженное постельное белье.
От удивления глаза Антона полезли из орбит.
«Это как же он тут гладить умудряется? У него что, электричество есть? — Но он заметил на припечке допотопный чугунный утюг, «работающий» на горячих углях, и съехидничал про себя: — Да, агрегат, конечно, супер. Ничего не попишешь, блин. Чухня удобства любит!»
Про «Хитачи», стоящий на полке, Антон в тот момент не подумал.
Он отключился вмиг, едва прикоснулся к подушке, но посреди ночи, мучимый очередным кошмаром, проснулся от собственного вскрика. Антон сдержал дыхание, прислушался, не разбудил ли хозяина? Но тот продолжал дрыхнуть как ни в чем не бывало, тихо и безмятежно посапывая во сне. Антон облегченно выпустил воздух из легких, закинул руки за голову и уставился в окно, через которое в темную комнату сочился мягкий серебристый лунный свет.
«Как же меня угораздило за неполные трое суток столько верст по тайге отмахать? — усиленно шевелил он извилинами. — Это же просто нонсенс. Какая-то фантасмагория, да и только. Никак не мог я на Сукпае оказаться! Да хоть ты режь! Будь я даже семи пядей во лбу, такое не получится!.. Однако как-то сумел.
А если этот сфинкс доморощенный меня все-таки разводит? Он же здесь в одиночестве, наверное, давно от скуки мается. Вот и решил с чужаком поиграть маленько, зловредно пошутковать. Ладно, с утреца мы с этим разберемся.
А он здесь основательно устроился. Ничуть не хуже, чем в городе. Давно, видимо, тут обосновался. Чтобы такую хоромину в одиночку отгрохать, не один год уйдет. Почему ему вообще подобная блажь в голову пришла? От кого-то прячется? От ментовки? Может быть. Отчебучил что-нибудь весьма недостойное и забился как лешак в самый глухой таежный угол. Здесь его однозначно искать никто не станет. Сопи себе в дырочку и в ус не дуй».
Потом он ненароком перекинулся мыслями на семью:
«Как же там мои архаровцы шкодливые? Без меня, наверное, совсем от рук отбились? В последнее время с ними никакого сладу не стало. Переходный возраст, мать его так! Ни дня не проходит, чтоб какую-нибудь каверзу не придумали. Только ремень еще и выручает. Но это ничего. Перерастут. Сам когда-то такой же шкодой был. Пройдет время, перемелется. А так-то они ребята добрые получились, без заметного изъянца. Как батя когда-то говорил: «Это чудо великое — дети». Да, так оно и есть, батя. Чудо натуральное».
Вспомнив о жене, Антон нахмурился.
«Как же так получилось, что мы с Ириной в последнее время совсем перестали друг друга понимать, как будто вовсе чужие стали? Из-за каждой ерунды грыземся как собаки. Иногда по целым дням и слова доброго друг другу не скажем. А ведь когда-то все по-другому было. Совсем не так», — подумал Антон.
Перед ним появилось лицо жены. Да только не сегодняшней, хмурой и неприветливой, скорой на худое слово, с вечно поджатыми острыми губами, а той, вчерашней, из первых лет совместной жизни. С лукавинкой в открытом взоре, улыбчивой и простодушной, способной за секунду снять любую боль с души.
«А всему виною эта нынешняя жизнь треклятая! Одни деньги, деньги, деньги! Да будь она неладна!»
Антон полежал еще немного не шевелясь, а потом, не в силах больше терпеть, заворочался. Его давно уже тянуло выйти по малой нужде. Тихонько, стараясь не потревожить спящего хозяина, он поднялся со скрипучей раскладушки, натянул сапоги, надел штаны, нащупал в кармане талисман и прошмыгнул в сени. Антон аккуратно, чтобы не скрипнула, приоткрыл входную дверь, выбрался на крыльцо, помедлил немного, зябко передернул плечами и ступил на землю.
