Шествие не обошлось без приключений, хотя по сторонам его и шли стрельцы — охранники, какая-то баба с маленькой внучкой на руках протиснулась сквозь людскую стену и пала перед царицей на колени. Царь стукнул было посохом, но жена так умоляюще на него взглянула, что он отвернулся, сделав вид будто ничего и не видит. Бабушка попросила подержать её малютку хоть чуточку. «Ведь это же будет счастьем на всю жизнь девчурке». Царица любовно взяла малютку и понесла её как своё дитя и сотню шагов, и другую, и третью, и только боязнь, что ей поднесут множество других детей, заставила Анастасию Романовну возвратить бабушке её внучку. Следовавшие по сторонам охранников народные толпы готовы были молиться на свою царицу; так, малое дело привлекало к ней сердца москвичей и особенно москвичек.
Только к полудню шествие приблизилось к тому месту, где скрывалась пещера юродивого Васи. Провидец чувствовал себя хозяином этих мест, поэтому он торжественно встретил дорогих гостей. Повинуясь вдохновению, он пустился в пляс со своим сумасбродным припевом: «Лацы, кулалацы!»... Видневшиеся сквозь его лохмотья вериги были очень эффектны в эту минуту. Вдохновение его было так могуче и так захватывало всех присутствовавших, что он рискнул подставить царю свою грязную руку для поцелуя. Тысячи псковитянок разом радостно вздохнули: царь поцеловал руку провидца. Ободрённый этой милостью он протянул было руку и царице, но Анастасия Романовна отпрянула в сторону и не постеснялась выразить чувство отвращения.
— По что так? — спросил Иоанн Васильевич.
— Взгляни, мой любый, — отвечала она, — взгляни на его руки, он в навозе. Я поцелую эту грязь, а потом буду целовать тебя в уста, да ни за что!
— А я же целовал!
— Ты прирождённый царь, к тебе ничего не пристанет, а я только твоей милостью царица.
Этот ответ очень понравился прирождённому царю, и он даже сказал провидцу:
— Не суйся к царице со своими отрепьями. Не больно-то много в них святости. Брысь!
Приступили к закладке храма. Назначенное ему место окропили святой водой при всенародном песнопении «Царю Небесный...». Первый камень опустил в назначенное ему гнездо митрополит, сказавший при этом прочувственное слово. Народ молился от всей души: усердно, жарко; все работники стояли на коленях и размашисто крестились, глядя на небеса. Второй камень наладил царь, которому строитель подал ковшик, лопатку и ведро с извёсткой. Зачерпнув извести, царь передал ковшик царице, чего ни она, ни окружавшие не ожидали. Такого почёта женщине не оказывал ещё ни один великий князь, заложивший немало храмов. Женщинам не было даже места в таких всенародных торжествах.
Анастасия Романовна едва удержалась от слёз благодарности, но и одного её взгляда было достаточно, чтобы видеть, чем преисполнена её душа. Мало того, царь сам помог ей сойти в котлован и потом чуть ли не приподнял её наверх.
Бояре не одобрили поступок царя. Глинские говорили почти во всеуслышанье, что их мать Елена ни за что бы не пошла на такое. Виданное ли дело, чтобы женщина, которую по канонам и в алтарь не пускают, участвовала бы в созидании храма!
Другие бояре поддакивали, однако, находившийся вблизи каменщик, вовсе не дерзкого вида и даже стоявший на коленях во всё время закладки, громко произнёс:
— Покойной княгине Елене и действительно неохота было заниматься русским строительством. Ей достаточно было обхаживать своего дружка Телепнёва.
Глинский выдвинулся было с сжатыми кулаками против мизинного человека, но благоразумные бояре сдержали его. Бог знает, что могло произойти среди толпы, настроенной вообще против боярской партии. В руках рабочих было по крайней мере пятьсот сокрушительных молотов. К счастью, постельничий Адашев заметил вовремя, как вскипели страсти обеих сторон. Весь отряд рынд был под его началом и по его знаку разрядил обстановку, встав между спорщиками. От внимания царя не скрылось это происшествие, уже пресечённое Адашевым, а Анастасия Романовна, не успевшая ещё узнать народное настроение, смотрела на свет Божий с истинно святой наивностью. Радостно настроенная, она за несколько минут успела поцеловать руку митрополита, перемолвилась с двумя-тремя боярами, выпросила у мизинного человека пудовый молот, но не удержала его и уронила. Сконфузилась, хотя плечистым каменщикам поступок её доставил истинное наслаждение. В заключение к ней протиснулось сквозь людскую толщу несколько ребятишек, которым отрадно было подставить щёки, чтобы их потрепала сама царица. И она их потрепала. Здесь кстати появился калачник с калачами, пышками, икрой и фляжками с конопляным маслом. Царицыной казначее пришлось опустошить свой кошель, чему очень порадовалась нахлынувшая детвора.
