– Не бойтесь: ничего со мною не произойдет.
– Вы выйдете замуж, непременно выйдете! – заявил Каспар Гудвуд.
– Вы считаете, вы этим мне льстите?
– А что тут такого? У вас отбоя не будет от женихов.
– Я же сказала вам – я не собираюсь замуж и почти наверное никогда не выйду.
– Сказали. Меня особенно трогает это ваше «почти наверное». Только не могу я положиться на ваши слова.
– Весьма вам признательна. Вы обвиняете меня в том, что я лгу, что просто хочу отделаться от вас? Любезные слова вы говорите.
– А как же их не говорить? Вы не даете мне никаких гарантий.
– Этого еще недоставало! Гарантии здесь вовсе не нужны.
– Сами вы, конечно, считаете, что вполне можете на себя положиться – поскольку вам этого очень хочется. Только это не так, – упорствовал молодой человек, настраиваясь, видимо, на самое худшее.
– Ну и прекрасно. Будем считать, что на меня нельзя положиться. Считайте, как вам угодно.
– Я даже не уверен, – сказал Каспар Гудвуд, – что мое присутствие сможет чему-нибудь помешать.
– Вот как? Конечно, я же вас очень боюсь! Вы полагаете, меня так легко завоевать? – вдруг спросила она, меняя тон.
– Отнюдь. И постараюсь утешиться хотя бы этим. Но в мире немало блестящих мужчин, а в данном случае достаточно одного. Они-то вас сразу и заприметят. Человеку не очень блестящему вы, разумеется, не поддадитесь.
– Ну, если под блестящим мужчиной вы изволите подразумевать того, кто блистает умом – впрочем, кого еще? – могу вас успокоить: я не нуждаюсь в умнике, который станет учить меня жить. Я сумею во всем разобраться сама.
– Разобраться, как жить одной? Что ж, когда вам это удастся, научите и меня.
Изабелла взглянула на него, и на губах ее мелькнула улыбка:
– Вот вам как раз непременно нужно жениться, – сказала она.
Можно простить Каспару Гудвуду, что в такое мгновенье совет этот показался ему чудовищным; к тому же нигде не засвидетельствовано, какие чувства побудили нашу героиню пустить такого рода стрелу. Впрочем, одно из них, несомненно, ею владело – желание, чтобы он не ходил неприкаянным.
– Да простит вам бог! – пробормотал сквозь зубы Каспар Гудвуд, отворачиваясь.
Она поняла, что неудачно выбрала тон, и, подумав немного, сочла нужным исправить ошибку. Это легче всего было сделать, поменявшись с ним ролями.
– Как вы несправедливы ко мне! – воскликнула она. – Вы судите о том, чего не знаете! Меня вовсе не так легко прельстить – я доказала это на деле.
– Мне – несомненно.
– И другим тоже. – Она помолчала. – На прошлой неделе мне сделали предложение и я отказала. Я отказалась от того, что называют блестящей партией.
– Весьма рад это слышать, – угрюмо сказал молодой человек.
– Я отказалась от предложения, которое очень многие девушки приняли бы, – оно заманчиво во всех отношениях. – Изабелла не предполагала посвящать Гудвуда в это событие, но, начав говорить, уже не могла остановиться – так приятно ей было отвести душу и оправдаться в собственных глазах. – У этого человека высокое положение, огромное состояние, и сам он очень мне нравится.
Каспар слушал с глубочайшим вниманием.
– Он – англичанин?
– Да. Английский аристократ.
Каспар встретил это известие молчанием. Потом сказал:
– Очень рад, что он получил отказ.
– Видите, у вас есть собрат по несчастью, так что вам должно быть не так обидно.
– Какой он мне собрат, – сказал Каспар мрачно.
– Почему же? Ему я отказала наотрез.
– От этого он не стал мне собратом. К тому же он – англичанин.
– Помилуйте, разве англичане не такие же люди, как мы с вами?
– Эти? Здесь? Во всяком случае, мне он чужой и до его судьбы мне дела нет.
– Вы очень ожесточены, – сказала Изабелла. – Не будем больше говорить об этом.
– Да, ожесточен. Каюсь. Виноват.
Она отвернулась от него, подошла к открытому окну, и взгляд ее погрузился в пустынный сумрак улицы, где только бледный газовый свет напоминал о городской суете. Некоторое время оба молчали; Каспар застыл у каминной полки, вперив в нее сумрачный взгляд. В сущности, она предложила ему уйти – он понимал это, но, даже рискуя стать ей ненавистным, не мог заставить себя сдвинуться с места. Она была самым заветным его желанием, он не мог отказаться от нее, он пересек океан в надежде вырвать у нее хотя бы намек на обещание. Внезапно она оторвалась от окна и вновь оказалась перед ним.
