Пекинеска выбралась и теперь всегда обходила лестницу в подвал, она даже не смотрела в сторону подвала.
И я разработал свой план. Посадил Линду за кустами возле тропы, по которой всегда гуляли актриса с пекинеской, а мы: полковник, боксер и я — заняли позиции в траве вблизи от тропы. Пекинеска бросилась в нашу сторону. Я ударил ее с разбега. Удар оказался настолько сильным, что пекинеска перевернулась. Полковник ударил ее с другой стороны. Мы гоняли ее, как футбольный мяч.
Актриса онемела от ужаса. Она раскрывала рот, но у нее не хватало дыхания, чтобы крикнуть. И тут бросилась Линда. Боксер увернулся, у полковника реакция оказалась хуже, и острые зубки Линды прошлись по его шкуре. Я подал сигнал к отступлению, и мы мгновенно скрылись в густой траве. Пекинеска жалобно попискивала, с трудом ковыляя позади актрисы, а Линда шла впереди, грозно ворча и как бы охраняя от возможного нападения.
На следующее утро актриса в миске вынесла Линде еду. Теперь Линду кормили каждый день, ей разрешили даже перебраться в холл, и она спала в старом мягком кресле. Мы только однажды встретились с ней под старой лодкой. Шерсть Линды была расчесана, болячки смазаны зеленкой, а на шее появился ошейник. Линда пахла хвойным шампунем и куриным бульоном. Она была оживлена, и я понял, что ее забирают в город, я только не знал, оставит ли актриса ее у себя.
Мне стало тоскливо. Я понимал, что вряд ли увижу ее когда-нибудь, если актриса пристроит ее к одной из своих подруг. Ее, конечно, будут вывозить на какую-то дачу, но эта дача может быть за десятки километров от нашего подвала, или за сотни, если ее отдадут в другой город. Меня утешало только то, что она попадет к такой же, как актриса, интеллигентной старухе.
В начале октября за актрисой приехал ее внук. Линда по привычке вспрыгнула на переднее сиденье. Она всегда ездила со мной на переднем сиденье, а мать сидела сзади. На этот раз ей указали на заднее, пекинеска оставалась примой и ехала на коленях актрисы на переднем сиденье. Я наблюдал за их отъездом через вентиляционную трубу.
Зима оказалась суровой. Несколько недель температура переваливала за минус тридцать, многие жильцы перестали приезжать даже на субботу и воскресенье, по утрам моторы машин не заводились. Стало так голодно, что в сознании у многих крыс что-то произошло. Хотя все знали, что копченое сало отравлено, некоторые не выдерживали и проглатывали аккуратно нарезанные кусочки. В ту зиму погибли и балерина, и наркоманки, женщины всегда более доверчивы и надеются на авось.
Но наступила весна. На весенних каникулах, как всегда, в доме жили бабушки с внуками, а от детей всегда остается много отходов.
Я ждал лета и приезда старой актрисы. Наконец я увидел у подъезда дома «рено» ее внука и в полдень залег у тропы, по которой актриса выгуливала собак. Актриса вышла с Линдой и пекинеской, держа их на поводках. Значит, в доме снова был скандал: собака могла опрокинуть ребенка или облаять крикливую старуху, тогда в фойе вывешивалось строгое предупреждение для владельцев, чтобы они выводили собак только на поводках. Я понимал, что теперь Линда ограничена в передвижениях, но все-таки на что-то надеялся и весь вечер ждал ее на лодочной станции под старой лодкой. Линда не пришла.
Рядом с лодочной станцией на поляне собак обычно спускали с поводков. Я ждал несколько дней. Наконец актриса отстегнула поводок, и Линда тут же бросилась к лодке, но актриса истошно закричала:
— Ко мне! Ко мне!
И Линда вынуждена была вернуться. Ее, вероятно, держали в строгости и на роли младшей. На прогулках пекинеска шла первой, потом актриса с Линдой. Я переменил позицию и залег в начале тропы невдалеке от дома. Это было моей ошибкой. Прошлым летом пекинеска не отходила от актрисы, сейчас она осмелела и, почувствовав меня, бросилась в траву, заходясь от лая.
— Фас! — скомандовала актриса.
По тому, как стремительно бросилась Линда, я понял, что она за зиму прошла обучение. У меня еще были доли секунды для отступления, но я их упустил. Линда в прыжке настигла добычу, ее челюсти сомкнулись на моей шее, самом уязвимом месте у всех животных, да и у людей тоже. Ей оставалось только перекинуть, чтобы оглушить меня при ударе на землю. Но она, хоть и в прошлой жизни, все же оставалась моей женой. И Линда разжала челюсти.
