Тотчас Гвидо и Сибилла, объединенные общей целью, забыв о взаимном недовольстве, поспешили в Иерусалим, чтобы захватить корону.
Сибилла заявила о себе как о законной природной наследнице трона. На ее стороне были патриарх Ираклий, князь Рено Шатильонский и тамплиеры. Сибилла уже не была неискушенной простушкой и хотела заранее получить от своих сторонников гарантии. «Я желаю, — сказала она, — чтобы вы заверили меня своими обещаниями, что на кого бы из вас ни пал мой выбор, все изберут его своим главой и государем». Бароны поклялись. Заговорщики на всякий случай приказали затворить ворота Святого города и спешно устроили коронацию супругов.
Она не была особенно пышной.
Патриарх Ираклий возложил железную корону на голову Сибиллы, сказав при этом: «Госпожа, вы — женщина, необходимо, чтобы вы нашли человека, который помог бы вам управлять государством. Вот корона, примите ее и передайте ее мужчине, который сможет удержать ваше королевство». Сибилла взяла корону и подозвала своего супруга: «Сир, подойдите и примите эту корону, ибо я не вижу, как лучше могу ею распорядиться». Муж преклонил перед ней колено, первым из вассалов принеся ей клятву, и Сибилла обеими руками подняла его. Затем, сняв корону, она водрузила ее на голову мужа.
И тогда Жерар де Ридфор прокричал, что эта корона стоит наследницы Ботрона.
Согласно историческому анекдоту, узнав о коронации брата, Жоффруа де Лузиньян заметил: «Если этот стал царем, то меня следует сделать Богом».
«Он не пробудет королем и года», — заявил сеньор Рамлы и Бейсана Балдуин Ибелин. Он имел основания негодовать — в свое время его прочили в мужья Сибилле.
Распри между баронами вес более ослабляли королевство. И хотя в исторической традиции принято скорее порицать, чем хвалить Раймунда Триполийского, он проявил больше патриотизма и силы духа, чем признанные храбрецы. Саладин двинулся на Тиверию, владение графа Раймунда. После недолго сопротивления город перешел в руки турок, но графиня Эшива, укрывшаяся в Тиверианском замке, сумела отправить известие супругу, находившемуся с армией в Акре.
Первым браком жена Раймунда, по-видимому, происходящая из семьи Ибелинов, была за Сен-Омером и родила ему 4-х сыновей: Гуго Тиверианского, Гильома, Рауля и Одо. Находившиеся с графом сыновья графини стали умолять короля Ги пойти на помощь матери, и тот решил было двинуться к Тивериаде. Но граф Раймунд отвечал, что Тиверия принадлежит ему, так же как жена и все состояние, и что никто не потеряет больше, нежели он, если замок будет утрачен. Однако, заявил граф, «если они захватят мою жену, моих людей и мое добро и разрушат мой город, я возвращу это, когда смогу, и отстрою свой город, когда смогу, ибо предпочитаю видеть разрушенной Тиверию, чем погибшей — всю землю».
Армия, с которой Саладин вторгся в Галилею, была невелика, поэтому представилась возможность покончить с ней одним ударом. Но нерешительность Ги стала причиной страшного разгрома христианского войска при Хаттине «в субботу, в день св. Мартина летнего, 1187 года, июля 5 дня».
Этот день можно назвать началом конца христианского владычества в Святой земле. Рыцари, особенно тамплиеры, дрались с неслыханной отвагой, но продуманная стратегия и гибкая тактика исламской армии на поле Хаттина повернула вспять волну франкских завоеваний. Война продолжалась еще около ста лет, но христианам уже никогда не было суждено овладеть всеми теми территориями, которые принадлежали им до рокового дня сражения.
Мусульмане захватили короля Ги, князя Рено, Онфруа Торонтского (мужа принцессы Изабеллы), магистра тамплиеров, маркграфа Монферратского (отца Конрада), графа Жослена Куртене, коннетабля Амори Лузиньяна и многих других баронов. Вся верхушка латинского Заморья, весь цвет франкской знати стал пленниками султана.
Верный своему рыцарскому характеру, Саладин был учтив с побежденным королем и его приближенными. Но Рено, нарушивший перемирие и спровоцировавший вспышку военной лихорадки, не мог рассчитывать на милость победителей. Кроме того, у Саладина имелись и личные причины для ненависти к Рено — тот взял в плен его сестру, следовавшую в караване из Каира в Дамаск. Трудно представить, что ей были нанесены какие-либо оскорбления, но сам факт, что она побывала в плену у франков, ложился темным пятном на ее репутацию.
