Женщина за стеной - страница 31

Шрифт
Интервал

стр.

В разные года,
Не видал я пьяным
Яна никогда
От вина, положим,
И не от вина.
Ведь любым прохожим
Жизнь его видна —
Чукчам ли, рижанам…
Где б он ни бывал,
Общим обожаньем
Били наповал.
Улыбалась Ялта,
Скрытно взор скосив:
— Посмотрите, Ян-то
Как у нас красив!
И сквозь всё сквозь это
Шёл он налегке…
Ну, а то, что спето,
Слышно вдалеке.
1990

"Не ударьте в грязь лицом…"

Не ударьте в грязь лицом
При всеобщем дефиците
И лужок перед крыльцом
Непременно докосите.
Не спеша, наоборот.
Это будет вам отрадой.
Докосите до ворот,
А потом и за оградой.
Видя в небе некий знак,
В поздние писали годы
Тютчев, Фет и Пастернак
И, конечно, также Гёте.
Проповедуйте добро,
Не страшась, до самой смерти.
Уронить из рук перо
Вы успеете, поверьте.
1990

"Сказали: — Пора прощаться…"

Сказали: — Пора прощаться!
И в хлынувшей тишине
Печально друзья стояли,
С ним словно наедине.
А женщины, провожая
Поэта в последний путь,
Отталкивая друг друга,
Валились ему на грудь.
1990

Баллада о двух составах

…И различил на путях,
Глядя вперёд отрешённо,
Слабо дрожащий впотьмах
Свет хвостового вагона.
Кто-то оставил состав,
Как оставляют телегу
В поле, беспечно устав
И приготовясь к ночлегу.
Разные есть рубежи.
Внемля смертельному свисту,
Крикнул помощник: — Держи! —
Тут своему машинисту.
Это на их языке
«Затормози!» — означало.
Но в роковом тупике
Время составы сближало.
Спали и в этом, и в том.
Как под большим напряженьем,
Словно гигантским кнутом,
Било второй торможеньем.
С полок посыпались все
В стоне напрягшейся стали…
В первом, где стёкла в росе,
Люди по-прежнему спали.
Поле. Туманный прокос.
Ночь. Деревушка над склоном.
Замерший электровоз
Рядом с последним вагоном.
И бесконечная дрожь,
Что не давала усесться…
Остановившийся нож
В двух миллиметрах от сердца.
1990

Уходит наше поколенье

Уходит наше поколенье,
Стихает песня за холмом.
Ему не нужно поклоненье.
А всё, что было, в нём самом.
Иные, те поодиночке
Догнали молодость свою.
А здесь отечества сыночки
Бредут пока ещё в строю.
Но пыли нет густого слоя
На бледных лицах в этот раз.
И нет призывных женских глаз,
И нет мальчишек возле строя.
И здесь, конечно, не парад,
Хоть эти жёлтые медали,
Что нам потом зачем-то дали,
Под бледным солнышком горят.
Чуть проку в тезах-антитезах:
Давно сошли окоп и дот,
Но поколение идёт
На костылях и на протезах.
Идёт, где речка и откос, —
Одних привычно раздражая,
Другим оно судьба чужая,
Но третьим дорого до слёз.
1990

"Бывало, глянешь из окна…"

Бывало, глянешь из окна:
Идёт соседка не одна,
А муж насвистывает рядом…
Каким вас всех побило градом?
Окрестность опустошена,
И в телефоне тишина.
1991

"С внезапной отвагой прямой…"

С внезапной отвагой прямой,
Из рук упустив одеяло,
Шепнула себе же самой:
— Совсем уже стыд потеряла…
Слова, что промолвила ты, —
Из самых, наверное, лучших:
Наивности и чистоты
Беспечно протянутый лучик.
1991

"Меркнущий дом…"

Меркнущий дом…
Жизнь пролетит — не заметим.
Молча уйдём.
Всё и окончится этим.
Не прекословь!
Видишь, я сам не перечу.
Только любовь
Верит в загробную встречу.
1991

"Ты умела, когда уезжала…"

Ты умела, когда уезжала
Нагостившаяся родня,
Ни усмешки вдогонку, ни жала
Не позволить, свой образ храня.
Ты умела, над пыльной листвою
Из окна помахав с высоты,
Прислониться ко мне головою
И шепнуть, как соскучилась ты.
1992

"Затянутые крепом зеркала…"

Затянутые крепом зеркала,
Перед которыми когда-то ты стояла,
Оглядывая всю себя сначала
И гребень вытащив, что из дому взяла.
Я стойко дожидался в стороне,
Пока ты управлялась с туалетом,
И, как всегда, была твоим ответом
Улыбка, обращённая ко мне.
1992

"Остаётся лишь неделя…"

Остаётся лишь неделя.
Меньше… Пять… Четыре дня…
Вот он чем, конец апреля,
Стал отныне для меня.
Неизменно ближе к маю
Вносит в эту полосу.
…Сызнова перестрадаю.
Заново перенесу.
1992

"Снова думаю лишь об одном…"

Снова думаю лишь об одном,
Себе душу волную.
А за письменным чистым окном
Лес, стоящий вплотную.
Стынут сосны, построясь в каре.
Тишь. Морозная дрёма.
Ковыряется дятел в коре
Возле самого дома.
Обезьянки российских лесов —
Наши серые белки,
На ветвях, как на чашах весов,
Их дела и проделки.
Тих посёлок, но в самом конце,
Где ларьков обезличка,
В кристаллической снежной пыльце
Пробежит электричка.
1992

"Жила счастливою хозяйкою…"


стр.

Похожие книги