Dich zu eroffnen
Mein Herz verlangt mich.
Kraft hab ich keine,
Als ihn zu lieben
So recht im Stillen,
Was soll das werden?
Will ihn umarmen
Судьбе угодно было, чтобы влюбленные больше не увиделись, но они до самой смерти поэта, т. е. в течение 17 лет, находились в переписке. За месяц до своей смерти Гёте отослал ей ее письма и, конечно, ее стихотворение «К (анидному ветру», в котором, между прочим, жена банкира Виллемера восклицала:
Sag ihm, aber sag's bescheiden,
Seine Liebe sei mein Leben.
[65]Отсылая своей возлюбленной ее стихотворения и письма, Гёте, конечно, хотел скрыть от современников и потомства любовь молодой женщины, не имевшей на нее права в силу обета, который она дала мужу у алтаря церкви; но Гёте был слишком велик, чтобы тайна его сердца осталась действительной тайной, и западный ветер, к которому Марианна обращалась с просьбой тихонько рассказать поэту о ее любви, разболтал эту тайну на весь цивилизованный мир. Невольно вспоминается строфа из прекрасного стихотворения одного из современных наших поэтов — Фофанова:
И цветы, опьяненные росами.
Рассказали ветрам песни нежные,
И распели их ветры мятежные
Над водой, над землей, над утесами…
Современники Гёте, которым была известна его сердечная слабость, знали, что он и в могилу сойдет с песней любви на устах. И действительно, уже будучи семидесяти пяти лет от роду, он, как юноша, влюбился в восемнадцатилетнюю Ульрику Левецов. Это была замечательная во многих отношениях любовь. Ничего нет удивительного, если старик влюбляется в молодую девушку; неудивительно также, если молодая девушка решается выйти за старика, прельщенная блестящей перспективой или поставленная в невозможность поступить иначе. Но странно, почти невероятно, если юное существо, почти ребенок, влюбляется в преклонного старика, у которого нет самого существенного элемента всякой любви — будущего. Между тем Ульрика полюбила старика Гёте, и притом искренней, пылкой любовью, не иссякшей в ее душе до самой смерти.
Эта любовь замечательна еще. потому, что она почти до последних дней девятнадцатого столетия сохранила живую намять о величайшем поэте всех времен и народов. Почти легендой дышат подробности, проникавшие иногда в печать из уединенного замка в Богемии, приютившего в своих стенах, последний предмет любви Гёте. Ульрика умерла в 1898 году, донеся до могилы воспоминание о гениальном человеке, который едва не сделался ее мужем.
Что думала она в эти грустные годы старости (она умерла 96 лет от роду), мысленно уходя назад к далеким, почти сказочным временам, когда орел германской поэзии остановил на ней свои большие глаза, готовясь унести ее на старых, но все еще сильных крыльях в бездонное голубое небо? Она ни за кого не вышла замуж, потому что разве можно было найти человека, который был бы в состоянии занять в ее сердце место, принадлежавшее когда-то Гёте? Он был стар, но она помнила, что он был все еще крепок, корпус его был строен и прям, по лбу не протянулось ни одной морщины, на голове не было и признака плеши, а глаза сверкали ослепительным блеском красоты и силы. Ульрика помнила, что у них уже все было условлено, что недоставало только формального акта — женитьбы, но пришли друзья и приятели и восстали против этого «неестественного» брака, который в глазах общества мог бы показаться смешным.
Неестественный? Смешной? Но почему ее юное сердце так страстно пламенело тогда, охваченное негой и блаженством? Почему проходила она мимо сотен здоровых и крепких молодых людей, суливших ей много лет взаимного счастья, и остановила внимание на нем, только на нем, с его орлиными, никогда не потухавшими глазами, с его светлой седой головой?
Гёте стоило много усилий, чтобы преодолеть свою любовь и покинуть Ульрику. Об этом свидетельствуют его удивительные элегии, посвященные Ульрике. Ему это было тем более трудно, что великий герцог веймарский Карл-Август, его друг и покровитель, уже имел, неведомо для Гёте, разговор с матерью Ульрики, обещая подарить ее дочери дом и первое место в веймарском обществе, если она выйдет за Гёте. Мать после этого говорила с дочерью, которая, конечно, тотчас дала полное согласие. Брак, однако, расстроился, потому что с точки зрения пошлых взглядов брак между семидесятипятилетним стариком и восемнадцатилетней девушкой был бы неестественным браком. Люди тогда не понимали, что не семидесятипятилетний старик хотел сделать Ульрику своей женой. Это был Гёте, великий германский олимпиец, который, как и боги древнего Олимпа, никогда не старился, никогда не дряхлел, потому что сам был богом…