Алла совсем растерялась, ей было жалко и Раечку, которой выпало страдать, да еще в обществе скучного бухгалтера, и себя, одинокую и чужую на ненужном затянувшемся празднике, и, особенно, новые лодочки, никем не замеченные. Гости вразнобой тянули песню про любовь-разлучницу. Уже принесли последние пироги с вишнями, на запасном столе у окна громоздились грязные тарелки, полные окурков.
– Давайте уйдем, – шепотом сказал Владимир.
– Давайте! – впервые за вечер повеселела Алла.
Они вышли на темную спящую улицу. Было совсем тепло, сквозь черноту ночи дымкой просвечивали цветущие яблони. Владимир взял ее за локоть, но как-то неловко, словно по обязанности. К тому же получалось очень неудобно идти рядом по узкой тропинке.
– А когда первая электричка? – поспешно спросила Алла.
– Часа через два, – ответил Владимир, отпуская локоть, – можем подождать на станции. Или давайте просто пойдем в сторону Москвы, а она нас нагонит когда-нибудь.
Алла брела, аккуратно наступая на шпалы и впервые радуясь, что лодочки на низком каблуке. Владимир, чуть отстав и нелепо балансируя руками, рассказывал про друга Гришу. Выходило, что именно Грише он обязан всеми своими успехами и на службе в армии, и сейчас, на производстве.
«Уж Гриша бы, наверное, не развел такую скуку», – невольно подумала Алла.
Наконец стало светать. Они подошли к какой-то маленькой станции.
– Давайте здесь подождем, – сказал Владимир, взглянув на часы.
Сидеть на низкой сырой скамейке было холодно и неудобно. К тому же Владимир вдруг тяжело, со свистом задышал, поспешно вскочил и отошел в сторону, за плотно растущие кусты. Но и оттуда слышался его мучительный надсадный кашель, похожий на стон. Алла даже немного испугалась, но Ковригин уже возвращался, вытирая пот со лба.
– От ветра всегда кашляю, – он смущенно улыбнулся, – вот так привяжется на ровном месте! Это еще с войны.
– Вы были ранены? – с сочувствием спросила Алла.
– Да, нет, какое-то банальное воспаление легких. Стыдно рассказывать, даже до фронта не доехал. Вот Гриша…
И он опять принялся рассказывать про храброго политрука Гришу, который, несмотря на тяжелое ранение в плечо, вывел из окружения почти пятьдесят человек.
Наконец прибыла первая электричка. Конечно, в этот час она оказалась совсем пустой, только два парня дремали в дальнем конце вагона. Алла вдруг почувствовала, как она устала. Глаза просто сами закрывались. Владимир подставил плечо, и она безропотно опустила голову. Нет, он был слишком маленького роста, голова неловко свисала, щека терлась о жесткую ткань пиджака. И шея сразу затекла, аж в ухе заломило.
– Можно я вас поцелую? – Владимир коснулся ее щеки холодной шершавой ладонью.
– Нет! – Алла поспешно отодвинулась и выпрямилась.
Больше ничего не произошло до самой Москвы. Поезд постепенно наполнялся людьми, солнце уже грело вовсю, день наступал светлый и веселый, настоящий летний день.
«А ведь скоро отпуск, – вдруг вспомнила Алла, – завтра же закажу переговоры с мамой. Как хочется домой!» И она радостно засмеялась впервые за прошедшие сутки.
– Он в вас безумно влюблен, тут и думать нечего! – Галина Васильевна для убедительности даже встала как на собрании, но, оглянувшись на столик у окна, тут же села на место. – И ведь какой деликатный человек! – продолжила она шепотом. – Другой бы сразу стал приставать, обниматься, а он даже спрашивает разрешения поцеловать!
Соня неуверенно покачала головой, но по обыкновению промолчала. Раечки за столом не было. Еще с утра они уехали с Павлом Ивановичем на какое-то их общее бухгалтерское собрание.
– Нет, что ни говори, – продолжила Галина Васильевна, – такая партия – редкость. Я рада за вас, душечка, искренне рада! Отдельная квартира в Москве, солидное положение, перспективы.
– Квартира не совсем отдельная, – зачем-то промолвила Алла, – он живет с мамой.
– Вот и прекрасно! Будет кому присматривать за детьми.
– Но я сама хочу присматривать за своими детьми!
Конечно, спор получался очень глупым. После коммуналки и Соломоныча любой угол мог показаться раем, не то что отдельная квартира. И про детей Аллочка пока совсем не думала, и Галина Васильевна желала ей добра, но она почему-то все возражала и даже злилась. Хорошо, что быстро принесли компот и разговор невольно оборвался.
