Я подсчитала, что в промежутке с семнадцати лет, когда я начала встречаться с Джонни, до нынешних тридцати пяти у меня не было постоянного мужчины в общей сложности восемь лет.
— Восемь лет — с Джонни, два года — с моим бывшим парнем. Кристиана, разумеется, не считаем, потому что это были неполноценные отношения. Значит, я была одна восемь лет из восемнадцати. Так что я не боюсь одиночества.
После привычной паузы психологиня произнесла:
— Прежде всего, по вашим собственным словам, у вас ушло шесть лет на то, чтобы забыть Джонни. Вы сказали, что регулярно с ним виделись и не проходило и дня, чтобы вы не вспоминали о нем. Это значит, что вы по-прежнему эмоционально зависели от него. Во-вторых, что касается Кристиана. Хотя ваша связь не была «полноценным» партнерством, вы принимали ее так близко к сердцу, что обратились к психотерапевту, когда отношения начали разваливаться. Существует разница между физическим одиночеством и эмоциональной самодостаточностью. Как вы считаете, вы были когда-нибудь эмоционально независимы?
Странно, но постепенно мы с доктором Дж. будто поменялись ролями: она часто отвечала мне молчанием, а в последнее время в молчание все чаще погружалась я.
Доктор Дж. не сказала: «Очевидно, вы никогда не были эмоционально независимы», но этого и не требовалось. Мне все было ясно — как если бы эти слова повисли в спертом воздухе кабинета.
Не знаю почему, но впервые за долгое время у меня защипало в глазах. Мне казалось, будто я отдаляюсь от самой себя и смотрю на себя со стороны. Очень неприятное ощущение. Я в очередной раз убедилась: я не тот человек, за которого себя принимала. Все, что я знала о себе, оказалось иллюзией. Через некоторое время доктор Дж. спросила, что я чувствую.
— Вообще-то я сбита с толку. И мне грустно. Я всегда с пренебрежением относилась к женщинам, которые, как мне казалось, настойчиво цепляются за мужчин. Я гордилась своей независимостью. И в то же время… Я сейчас вспоминаю, сколько раз я безответно влюблялась. Должно быть, в каждой крупной редакции Шотландии есть мужчина, к которому я в какой-то момент питала отчаянную неразделенную страсть. Я даже на некоторых политиков западала. Если всерьез задуматься, получается, что я вечно существую в состоянии влюбленности, витаю в облаках. Просто не верится. — Я помолчала, потом продолжила: — И еще я разочарована и раздражена, потому что — уверена, это вам тоже покажется дикостью, — у меня есть ощущение, будто вы разрушили мои фантазии о Дэвиде. А мне так нравилось мечтать о нем. Я представляла себе, как мы…
Я осеклась, но у меня создалось впечатление, что она без слов понимала, какие чувства меня обуревали. После вечера на балконе я предавалась романтическим грезам: как мы поженимся; как восхитительно он будет выглядеть в килте на свадьбе; куда мы поедем на медовый месяц и как будем бродить по пляжу на закате, держась за руки; какие очаровательные дети у нас родятся и как их будут звать — для девочки я бы выбрала имя Дейзи, Лола или Молли, а для мальчика — пожалуй, Джозеф или Патрик.
Я думала о том, как будет здорово, когда у Льюиса-короля появятся двоюродные братики и сестрички и он сможет с ними играть. Я прикидывала, не отправиться ли нам в Африку на год-другой. Он бы спасал умирающих детей, а я писала бы статьи, а может, просто хозяйничала дома и играла с местной ребятней. И конечно же, я раздумывала, стоит ли мне брать его фамилию. Лорна Мартин-Макензи или просто Лорна Макензи. Звучит неплохо.
И все это — после нескольких поцелуев на балконе. Боже мой.
В кабинете опять повисла тишина. Наконец я решила бросить вызов.
— Между прочим, все мои подруги делают то же самое. Для нас это предмет шуток. По-моему, тут нет ничего особенного. У всех бывают фантазии. Разве это проблема? Да сам Господь Бог — тоже фантазия. Дескать, если ты хороший, то попадешь в рай, а если плохой — то в ад. Это ведь тоже выдумка, причем очень мощная, которая помогает держать людей в узде. Моцарт однажды признался кому-то из друзей, что сочинил в уме сотню симфоний для собственного удовольствия, — бывают и такие фантазии. Мечты нужны всем.
