Оно действительно было для меня важно, но почему — понятия не имею. Не скажу, что я ночей не спала, ломая над этим голову, но мне было любопытно. Я хотела знать. Если на то пошло, она претендовала на звание эксперта, и именно поэтому я платила ей целое состояние.
И вот вместо того, чтобы спросить напрямую, я решила сыграть по ее правилам и вызвать ее на безмолвную дуэль. Я рассуждала так: если я буду молчать достаточно долго, ей в конце концов станет не по себе. Она испугается. Я возьму измором, и ее скорлупа хоть чуть-чуть да треснет.
Итак, молчание.
Сначала все было тихо-мирно. Я решила дополнить молчанку гляделками — посмотрела на нее в упор и улыбнулась. Она ответила своей фирменной небрежной полуулыбочкой. Медленно-медленно проползла минута. Приглушенное тиканье часов, которого я раньше не замечала, становилось все громче. Я невольно отвела от нее взгляд и уставилась в окно. Черт, черт, черт! Она прекрасно держится. Утро было морозное, но ясное. В небе — ни единого облачка. Снаружи щебетали малиновки. Их я раньше тоже не замечала. Я вообще не осознавала, что птицы поют и зимой. Чирик-чирик, фьюить-фьюить. Я снова улыбнулась. Она по-прежнему смотрела мне прямо в глаза, но ее лицо утратило всякое выражение. Как же меня это раздражало. Снаружи залаяла собака.
Шум нарастал. Гав-гав, чирик-чирик, фюить-фюить, тик-так, чирик-чирик, гав-гав, фюить-фюить, тик-так, гав-гав, чирик-чирик, фюить-фюить, тик-так, гав-гав… Господи, я сейчас оглохну!
— Послушайте! — взорвалась я, не выдержав. По моим ощущениям, прошло не меньше получаса, хотя в действительности — раз в десять меньше. — Мне надо знать, как идет лечение. Ну, понимаете, то ли я вам рассказываю, что нужно? Как вы считаете — со мной действительно что-то неладно? Вы можете меня вылечить? Или я обычная паникерша и мне попросту надо успокоиться и жить как живется? Потому что многие люди гораздо несчастнее, чем я, и все такое?
Я напряженно всматривалась в ее лицо. Хоть бы бровью повела. Мне не раз случалось брать интервью, и я знала, как легко бывает прочесть на чужом лице гнев, презрение, отвращение, восторг, радость, замешательство, печаль, удивление. Но доктор Дж. обладала сверхъестественной способностью полностью контролировать свои лицевые мускулы.
Последовала очередная долгая, невыносимая пауза, после которой я услышала:
— Почему для вас так важно мое мнение?
Я не агрессивна. Я никогда не выхожу из себя. Я никогда не ссорилась с мамой и папой. Я никогда ни с кем не спорю. Даже когда я работала учительницей в школе, я ни разу не повысила голос (правда, случалось, запиралась в учительском туалете вся в слезах, но сейчас не об этом). Я не люблю скандалить. Я избегаю конфликтов. Но почему, черт ее дери, она не может ответить на один элементарный вопрос?!
— Я просто хочу быть уверена, что делаю успехи, — взмолилась я.
Она как будто собралась что-то сказать, но передумала. Сняла очки, подняла глаза и долго-долго сверлила взглядом свое излюбленное место на потолке. Видимо, старалась обмозговать ответ. Я пристально ее изучала. Черный брючный костюм, лиловый свитер, черные кожаные туфли. Глаза — живые и яркие, синие, как небо за окном. Стройная, вид здоровый. Косметики самая малость, и та естественных тонов. Безупречная кожа. В воздухе ее кабинета неизменно витал густой аромат свежесваренного кофе — и на утренних сеансах, и на вечерних. Я бы не отказалась от чашечки, но никто мне не предлагал.
Наконец доктор Дж. отвела взгляд от потолка, надела очки и посмотрела мне прямо в глаза. Слава тебе господи! Я улыбнулась и приготовилась ее выслушать.
— А как вы считаете — вы делаете успехи?
Все. С меня довольно. Очевидно, она мошенница и меня попросту обвели вокруг пальца. Это было последнее, что ты мне сказала, так и знай. Мы долго-долго сидели в молчании. Я еще никогда столько не молчала в компании другого человека — если только речь не об официальных «минутах молчания» и тому подобном. Я хотела встать и выйти вон, но что-то меня сдерживало. Я кусала ногти, вздыхала и снова и снова думала: как же все это, черт возьми, странно.
