– Мамочка! Свершилось! Я – отличник! Я сделал это, я сделал! У меня всё получилось! Милая мамочка…
Не в силах сама огорчать сына, мама отдала ему обещанные деньги и села у окна ждать слёз. Пантелеймон вернулся очень скоро, и молча. Сел за стол, уронил голову на руки.
– Так и знал, так и знал…
С готовностью мама бросилась его утешать.
– Не надо, мама, я всё прекрасно понимаю… И ты тоже унижалась. Мне продавец рассказал, что ты туда приходила… Он описал тебя подробно.
С остановившимся взглядом Пантелеймон стукнул кулачком по столу.
– А его я ненавижу! Ненавижу!
– Ну что ты, сынок! Нельзя же так…
– Ненавижу!
За простором кухонного окна качался на грязной нитке, привязанной к ветке близкого тополя, забытый там после зимы кусок сала, заботливо устроенный когда-то для синиц в холода папой и Пантелеймоном. Теперь стояла тёплая непогода, шёл мелкий дождь и по салу сбегали вниз прозрачные струйки, и изредка, когда дождь ненадолго прекращался, с него падали скопившиеся со временем крупные капли.
Гостей, привычно приглашённых на день рождения и ожидаемых с часу на час, Пантелеймон ни за что не хотел видеть, траурно не выходил из своей комнаты, но мама не оставляла попыток его уговорить.
– Вот видишь, до чего ты доупрямился, со своими принципами…
Папа стоял рядом и внимательно слушал маму, заложив руки за спину.
– Он же весь в тебя, как ты в молодости был, дерзкий…
Папа грустно улыбнулся в ответ.
– Знаешь, я заметила только в последние дни, как вы с ним похожи. У Пони так же, как и у тебя, дрожат губы, когда он сильно обижен… Желваки у обоих. Устали вы с ним со всеми этими ссорами-то… А результат? Ты хоть что-нибудь во всём этом понимаешь?
В сильном порыве папа обнял маму и прямо у окна поцеловал.
– Милая, раньше, в наши времена, у чрезмерно избалованных детей была устойчивая уверенность, что булки растут на деревьях, сейчас же такие персонажики убеждены, что в школу не ходят, а непременно – ездят. Причём обязательно на папином лимузине…
Когда жизнерадостные и красивые гости по очереди поздравили, вручая подарки и одинаково тормоша, печального Пантелеймона, папа пригласил всех в кухню и достал из большого холодильника торт с заранее зажжёнными свечами.
Взрослые гости одинаково ахнули и зааплодировали, дети восторженно закричали.
– А теперь разрешите и мне…
Папа приосанился, пряча под праздничным пиджаком солидный животик.
– Так сказать, по заслугам…
В руках папа держал большой, неловко по углу скомканный, жёлтый канцелярский конверт.
– Наш Пантелеймон взрослеет, достигает определённых успехов в учёбе, читает много познавательных книг, вот поэтому я и решил, так сказать…
Мама тревожно гладила по голове прислонившегося к ней, пригорюнившегося, со скучной улыбкой на усталом лице, сына.
– Сын! Ты ведь смог…, ты поставил цель и добился её! Ты не просто захотел, а приложил труд и волю… Я горжусь тобой! Мы все должны гордиться нашим Пантелеймоном и уважать его! Ура! Держи. Позволь пожать мне твою руку.
И папа неловко передал конверт Пантелеймону.
Под гостевые крики тот не спеша открыл жестяную скрепку на конверте и достал из него Будду.
Маленького деревянного Будду.
Всё так же привычно, в вечернем сумраке, мама с заботой подоткнула детское одеяло, поцеловала сына.
– Ну, теперь-то ты понимаешь, каков наш отец…?
С тех пор прошли годы.
Тогда на этом и закончилась почти печальная, совсем не мужественная история о маленьком деревянном Будде.
И сразу же следом за ней последовала другая – о маленьком счастливом мальчике Пантелеймоне…
Так иногда бывает в нашей жизни.
