Мокрая серая брусчатка блестела следами последних дождей, в тесных пространствах между древними камнями тёмно зеленел шершавый мох.
Он неторопливо достал из кармана пальто рабочий нож, открыл тяжёлое лезвие.
– Ну что, сестрёнка, пожалуй, нужно соглашаться…
Не наклоняя широкого зонтика, Одда с любопытством слушала хриплый голос и смотрела на сильные движения хмурого, давно не брившегося человека.
– Только если ты уверен, что сможешь это сделать.
Он опустился перед ней на колено, смятую кепку бросил рядом на простор мелкой лужи.
– Встань пока ногой сюда.
Лезвием аккуратно, в несколько движений, он вычистил землю из брусчатого промежутка, потом, нажимая и покачивая как рычагом, прочным ножом, со скрипом раздвинул рёбра двух гранитных камней.
– Держи, сестрёнка.
Отряхиваясь, мужчина смеялся глазами.
Без просьбы, на время, освобождая её руки, взял зонт, подставил для опоры плечо.
По-прежнему спокойно Одда провела носовым платком по высокому каблуку своей так удачно освобождённой из каменной ловушки дорогой туфли, надела её, улыбнулась.
– Спасибо.
Нож, обтёртый лезвием о рукав старого пальто, защёлкнулся.
– Это же ведь не для себя, правда? Такие каблуки неудобны… Значит – это ложь.
И, не ожидая ответа, ссутулившись мокрой широкой спиной, мужчина медленно зашагал дальше по набережной.
Даже и после середины этот день был удивительно светел.
Неожиданно изобильный, по-осеннему короткий снегопад отодвинул ближе к вечеру уже привычные ранние сумерки.
На главной городской улице волглый снег завалил высокие ступеньки маленьких модных магазинчиков, и у дверей почти каждого из них юные продавщицы вынужденно убирали совками и щётками с пешеходных тропинок безобразные снежные комья. Сила обстоятельств и дисциплина выгодных рабочих мест выгнали их, таких красивых и стройных, в тоненьких одеждах, с тщательными причёсками, в курточках, в дорогих шубках, ковыряться в кучках неприятных сугробов, низко наклоняя головы, скрывая от прохожих свои приготовленные не для такого кукольные личики и стыд трудной работы.
Он шёл по улицам, невнимательно раздвигая ненадёжный снег тяжёлыми башмаками, и всё ещё продолжал улыбаться.
В конце прошлой недели пришлось привычно заняться заменой входного замка в своей квартире. Сосед, медленно прожёвывая что-то из позднего завтрака, спросил:
– Чего ж ты так? Ключи часто теряешь?
– Нет, я часто их отдаю…
Не решаясь на окончательный поступок, он после развода два или три месяца жёг на берегу свои рукописи и архивы, каждую субботу выбираясь из дома за город, на их заветное место, и час или немного дольше поддерживал когда-то важными бумагами огонь небольшого костра…
Он замечал, как быстро становится бедным.
Поначалу, чтобы не подводить людей, которые никак не желали понимать его поступков и мотивов, но, тем не менее, по старой памяти, давали ему иногда заработать, нужно было при встречах «выглядеть»…
Примерно через год в активе его гардероба остался последний прежний костюм и хорошие, но давно уже неисправные наручные часы. Перед каждой встречей с заказчиками проектов он ставил бесполезные стрелки примерно на то время, в которое ему предполагалось с людьми разговаривать и, беззаботно улыбаясь, точно в назначенные минуты ненароком демонстрировал господам свои дорогие часы.
Возвращаясь, он шёл долго.
На скромной окраинной улице незаметные люди собирали большими лопатами мусор и снег в кузов большой машины, медленно, с редкими остановками катившейся вдоль обочины. В освещённой кабине пожилой водитель увлечённо читал книгу.
«Какую?»
Привязанная к чугунной решётке ботанического сада скучала в вечернем холоде серая лошадь. Пьяный и давно уже насквозь мокрый от снежного дождя молодой офицер хлопал её по морде и уверял, что он сегодня в полном порядке. Красивая военная фуражка валялась рядом, на мёртвой жёлтой траве.
«Всё ли в порядке?»
Обдав брызгами, тяжело прогрохотал по вечерней улице на выезд из города грузовик, наполненный тонкими длинными досками, гибко свисавшими через его открытый задний борт. На конце сосновых досок дисциплинированно существовала прикреплённая тряпка – красные женские трусики, распяленные на жалобно тонкой и незначительной проволочной вешалке.
